Пармская обитель. Стендаль (Мари-Анри Бейль)
к чтению, а главное, не читать никаких книг, написанных после 1720 года, за исключением, самое большее, романов Вальтера Скотта.
– И, наконец, – добавил каноник с некоторым лукавством, – ему следует открыто ухаживать за какой-нибудь местной красавицей, разумеется, благородного происхождения; это покажет, что он не отличается мрачным и беспокойным складом ума, свойственным будущим заговорщикам.
Перед сном графиня и маркиза написали Фабрицио письма: обе с трогательным усердием передали ему все советы каноника Борды.
У Фабрицио не было никакого желания стать заговорщиком: он любил Наполеона и, по праву дворянина, считал себя созданным для того, чтобы жить счастливее других, а буржуа казались ему смешными. Он не раскрывал ни одной книги с тех пор, как его взяли из коллегии, да и там читал только книги, изданные в переложении иезуитов. Он поселился неподалеку от Романьяно в великолепном дворце, одном из лучших творений знаменитого зодчего Сан-Микели, но этот пышный замок пустовал уже тридцать лет, поэтому все потолки там протекали и ни одно окно не затворялось. Фабрицио бесцеремонно завладел лошадьми управителя и по целым дням ездил верхом; он ни с кем не разговаривал и много размышлял. Совет найти себе любовницу в семействе какого-нибудь ярого монархиста показался ему забавным, и он в точности последовал ему. В духовники он взял молодого священника, интригана, желавшего стать епископом (как капеллан Шпильберга[14]); но вместе с тем он ходил пешком за три лье ради того, чтобы в непроницаемой, как ему казалось, тайне читать «Constitutionnel», – он считал эту газету откровением. «Это так же прекрасно, как Альфьери и Данте!» – часто восклицал он. У Фабрицио была одна черта, роднившая его с французской молодежью: он серьезнее относился к своей лошади и газете, чем к своей благомыслящей любовнице. Но в его наивной и твердой душе еще не было стремления подражать другим, и в обществе маленького городка Романьяно он не приобрел друзей; его простоту называли высокомерием и не знали, что сказать о его характере.
«Это младший сын, обиженный тем, что он не старший», – решил священник.
VI
Признаемся откровенно, что ревность каноника Борды не совсем была лишена оснований. По возвращении из Франции Фабрицио показался графине Пьетранера прекрасным незнакомцем, которого она когда-то хорошо знала. Заговори он о любви, она полюбила бы его: ведь его поступок да и сам он вызывали в ней страстный и, можно сказать, беспредельный восторг. Но поцелуи и речи Фабрицио были так невинны, исполнены такой горячей благодарности, искренней дружбы к ней, что она ужаснулась бы самой себе, если бы стала искать в этой почти сыновней признательности какое-то иное чувство. «Право же, – говорила себе графиня, – только немногие друзья, знавшие меня шесть лет назад, при дворе принца Евгения, еще могут считать меня красивой и даже молодой. Но для него я – почтенная женщина и, если уж говорить начистоту, не щадя своего самолюбия, – просто пожилая
См. любопытные мемуары г-на Андриана, которые занимательны, как сказка, и останутся в истории, как Тацит. –