Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии. Зигмунд Фрейд
свет на темное происхождение нашего собственного «категорического императива».
С особенно напряженным ожиданием мы будем прислушиваться, если такой исследователь, как В. Вундт, говорит нам о своем понимании табу, тем более что он обещает «дойти до последних корней представления табу».
О понятии табу Вундт говорит, что оно «охватывает все обычаи, в которых выражается боязнь определенных, связанных с представлениями культа объектов или относящихся к ним действий».
В другой раз Вундт говорит: «Если понимать под ним (под табу), соответственно общему значению слова, любое утвержденное обычаем и нравами или точно формулированными законами запрещение прикасаться к какому-нибудь предмету, пользоваться им для собственного употребления или употреблять известные запретные слова»… то вообще нет ни одного народа и ни одной ступени культуры, которые были бы свободны от вреда, наносимого табу.
Вундт далее указывает, почему ему кажется более целесообразным изучать природу табу в примитивных условиях австралийских дикарей, а не в более высокой культуре полинезийских народов. У австралийцев он распределяет запрещения табу на три класса в зависимости от того, касаются ли они животных, людей или других объектов. Табу животных, состоящее главным образом в запрещении убивать и употреблять в пищу, составляет ядро тотемизма. Табу второго рода, имеющее своим объектом человека, носит по существу другой характер. С самого начала оно ограничивается условиями, создающими для подверженного табу необычайное положение в жизни. Так, например, юноши являются табу при торжестве посвящения в зрелые мужи, женщины – во время менструации или непосредственно после родов; табу бывают также новорожденные дети, больные и, главным образом, мертвецы. На находящейся в постоянном употреблении собственности человека лежит неизменное табу для всякого другого, например, на его платье, оружии и орудиях. Личную собственность составляет в Австралии также новое имя, получаемое мальчиком при посвящении в зрелые мужи, оно – табу и должно сохраняться в тайне. Табу третьего рода, объектом которого являются деревья, растения, дома и местности, – более постоянно и, по-видимому, подчиняется только тому правилу, что налагается на все, что по какой-нибудь причине вызывает опасение или жуткое чувство.
Изменения, которое табу претерпевает в более богатой культуре полинезийцев и на Малайском архипелаге, сам Вундт считает нужным признать не особенно глубокими. Более значительная социальная дифференциация этих народов проявляется в том, что вожди, короли и священники осуществляют особенно действительное табу и сами подвержены самой сильной власти табу.
Но настоящие источники табу лежат глубже, чем в интересах привилегированных классов: «они возникают там, где берут свое начало самые примитивные и в то же время самые длительные человеческие влечения, – из страха перед действием демонических сил». «Будучи первоначально