В двух шагах от рая. Михаил Евстафьев
неплохо вроде бы, – скромничал Епимахов.
– Все помнишь?
– Все…
– Ну так вот – забудь всю эту ахинею!
Из Епимахова ученик получился послушный, внимательный и благодарный; он впитывал советы жадно, как промокашка, и с вопросами не стеснялся больше: а что в такой ситуации обычно делают? а если так выйдет? Во все вникал до мелочей.
Только тянуло его больше говорить на другие темы. Как мальчишка (да мальчишкой он, по сути дела, и был – солдатам старослужащим почти ровесник!) заглатывал Епимахов все услышанное и тут и там о войне, все героическое и трагическое; о войне, что жила совсем близко, где-то за оградой части, и все видели ее много раз, все, кроме него.
Не терпелось, как водится новичку, Епимахову испытать, проверить себя в бою, под огнем, и награды, пожалуй что, мерещились, подвиги разные.
А в глазах, в этих голубых глазах и в не пораженном пока войной взгляде читался не высказанный Шарагину вопрос, почти по теме, но не совсем: «А ты сам много убивал? А что при этом чувствовал?»
Мелькал вопрос тот, да и нырял обратно – не решался лейтенант Епимахов вот так напрямую, в лоб спрашивать о подобных вещах, хоть и друзьями они уже заделались.
У Женьки Чистякова и спрашивать не надо было: убивал – не убивал?
Возьми пересчитай ушки, а Шарагин – другой. Умел слушать внимательно, любил читать, если на то было время. Только он оценил привезенные Епимаховым книги. А остальные до сих пор смеются и будут смеяться до конца его, Епимахова, службы в полку.
– Что это у вас такое тяжелое, товарищ лейтенант? – со свойственным прапорщикам отрепетированным уважением по отношению к офицерским погонам, с плохо скрываемой надеждой в голосе от предвкушения халявы интересовался при знакомстве старший прапорщик Пашков, приподнимая и опуская чемодан новичка. – Пивка, наверное, захватили? Умираю, хочу пивка!
– Не-а.
– Колбаса? Сало? – гадал уже немного разочаровавшийся, но все же надеявшийся на чудо старшина.
– Нет. Вещи разные, а в основном – книги, журналы.
– Че-во? – не поверил ушам старший прапорщик Пашков. – Книги сюда тащили? Ты че, очумел? – не сдержался от неожиданного поворота Пашков и перешел на «ты». – Зачем они тебе?
Отчасти обидно где-то было новоиспеченному лейтенанту, что в таком тоне говорит с ним, офицером, прапорщик, но возраст Пашкова и тот факт, что прослужил он здесь в Афгане дольше, не позволяли Епимахову сердиться. К тому же они были в комнате одни.
Епимахов постарался представить его просто добрым и глупым, почти вдвое старше себя, мужиком, к тому же Пашков действительно таким и был в жизни, и с первых минут это читалось на лице, пусть он и напускал на себя важность.
– Читать. Я так подсчитал, что на первый год хватит. Есть, кстати, очень интересные, детектив есть один… Потом достану, покажу.
– Дожили… На войну книги привозить стали. Ты только никому не говори об этом.
– О чем?
– Что книги тащил через границу.
– Почему