Нечисти. О`Санчес
о-о-амамааа!!! Ваську, наверное, постиг кошачий обморок от Ленкиного крика: нет чтобы бежать – он заорал и изо всех кошачьих сил впился ей в ноги всеми когтями и мало сам не вплющился туда!
В зеркало с изнанки, там, где жила Шиша, смотрела на Ленку… она сама… Синее лицо почти улыбалось, мешал толстый всунутый на сторону язык. Широко открытые глаза были мертвы, Ленка сразу это поняла, ей не раз доводилось видеть покойницкие глаза и читать по этому поводу специальную литературу. Зазеркальная покойница-двойняшка словно в окошко обозревала реальность, потом повернулась и Ленка увидела испуганную Шишу: та заверещала и стала отступать к стене, все ближе к мелом проведенной черте, туда, куда бабка Ира не велела ей заходить. Удавленница проворно раскинула руки и пошла на Шишу. Самое страшное заключалось в том, что Ирина Федоровна продолжала осматривать потолок, стены и пол, словно не видя и не слыша происходящего.
– Что ты вопишь, как ненормальная, аж сердце зашлось. Молодая, а туд…
– Баб Ира, Шиша!!!
И словно морок соскочил со старой ведьмы: она вперилась в зеркало и зарычала; выскочили и вновь убрались под тонкие губы клыки, ведьма боком скакнула к шкафу, в один миг растворила его и сорвала с внутренней стенки большое, в половину человеческого роста зеркало. Полетели щепки, а бабка Ира уже приставила его под прямым углом к настольному зеркалу:
– Шишка, сигай сюда!
Спиной она загораживала Ленке обзор, и девушка, не в силах побороть шокового любопытства, отклонилась, чтобы видеть происходящее. И все равно мало что можно было рассмотреть: вроде как Шиша увернулась от удавленницы и впрыгнула в другое отражение, а бабка Ира вбила когтистые руки в первое зазеркалье и зацепила ими Ленкину копию-мертвячку. И опять повалил дым и лопнуло первое зеркало, а бабка Ира завалилась назад, потеряла равновесие и со всего маху стукнулась костлявой задницей о половицы…
– О-о-хо… Больно-то!.. Лен, помоги…
Ленка вскочила и подбежала к бабке. Взмявкнул забытый ею кот Васька, спрыгнул с ее коленей и уткнулся в хозяйкин бок – тереться. Ленка ухватилась за твердую старухину руку, помогла ей встать (ох и тяжела бабуся!) и только тогда заметила, что колготки и ноги ее все в крови и в глубоких царапинах.
– Ой, лихо мне! Ой, дура старая!. Правильно говорят: старость – не радость. Что это? Васька подрал поди. Постой-ка… – Ирина Федоровна наклонилась, дунула ей на колени и распрямилась, держась за поясницу и охая.
Ленка глянула на ноги: кровь на порванных колготках осталась, где и была, а ноги – вновь абсолютно чистые, ни царапинки, ни кровинки. Ленка для верности провела рукой – точно, даже волосинок не осталось. Вот бы так всегда уметь…
– …Что ты, старая, совсем нюх потеряла! Я кричу-ору, а она… Ефузица, поганка, едва ведь меня не съела! Страху-то натерпелась!
– А сама на что? – виновато огрызнулась ведьма, понимая, впрочем, Шишину правоту. – Вот ведь – не слышала! Ох и морока тут! Два вопроса