Связанные любовью. Розмари Роджерс
потому лишь, что ты не представляешь себе, каково это, не иметь ни денег, ни положения в обществе. Можешь насмехаться над моими желаниями и устремлениями, но уверяю тебя, гордость легко забудется, если ты уверишь себя, что сумеешь прожить только за счет любви. Замерзать зимой – удовольствие небольшое, как и прятать от посторонних глаз потрепанный подол платья. – Глаза ее потемнели от напомнившей о себе давней боли. – Как и чувствовать себя изгоем…
– Простите, матушка, – негромко произнесла Софья. – Я понимаю и ценю те жертвы, что вы принесли ради меня, но…
– Неужели? – бесцеремонно перебила ее мать.
Софья растерянно моргнула:
– Простите, матушка?
– Ты действительно понимаешь и ценишь все, что я сделала?
– Конечно.
Потянувшись к дочери, Мария сжала ее запястья.
– Тогда ты согласишься сделать то, о чем я должна тебя попросить.
Софья торопливо высвободила руки.
– Я люблю вас, матушка, но моя признательность не безгранична. Я уже говорила вам, что не приму предложение Орловского. Он не только стар настолько, что годится мне в отцы, но от него еще постоянно пахнет луком.
– К графу это не имеет никакого отношения.
Первоначальная настороженность уже сменилась явной тревогой. Похоже, ее мать явилась не только для того, чтобы устроить сцену. Речь могла пойти о чем-то более серьезном.
– Что-то случилось?
Мария нервно сжала пальцы. Драгоценные камни колец заблестели в утреннем свете.
– Да, случилось.
– Расскажите.
Вместо ответа Мария проплыла к окну, оставляя за собой аромат духов.
– Ты почти ничего не знаешь о моем детстве.
Софья недоуменно уставилась в спину матери. Княгиня никогда не позволяла себе откровений, касавшихся своего более чем скромного происхождения.
Никогда.
– Вы говорили, что выросли в Ярославле и жили там до переезда в Петербург, – осторожно сказала она.
– Мой отец приходился дальним родственником Романовым, но поссорился с императором Павлом, а поскольку гордость и упрямство не позволяли извиняться, ему было запрещено появляться при дворе. – Мария криво усмехнулась. – Глупец. Мы жили в жутком, безобразном доме в нескольких верстах от ближайшей деревни, существовавшей лишь благодаря стараниям полудюжины крестьян. Я влачила жалкое существование в окружении дикарей и тупиц. Одна лишь служанка составляла мне компанию и помогала пережить серое однообразие этой глуши.
Софья сочувственно посмотрела на мать. Подумать только – эта общительная женщина, не способная и дня прожить без подруг и знакомых, была заточена в деревенской глуши. Бедняжка, наверное, чувствовала себя как в аду.
– Не могу представить вас в такой обстановке, – вы дохнула она.
Мария повела плечами и тут же дотронулась до брильянтового колье, словно желая убедиться, что тяжкие воспоминания не унесли его с собой.
– Живя в нищете, я поняла, что должна сделать