Жрица голубого огня. Кирилл Кащеев
таежные ели вспыхивали, как сухой хворост. Визжа от ужаса, уворачивались от жалящих искр псы. Горящая ветка, затрещав, свалилась на отца сверху. Тающий снег растекался хлюпающей массой, налипал на торбоза, не давая ему бежать. А среди вздымающихся султанов горячего пара замерла Аякчан, и синие тени плясали на лице девочки, превращая его в маску вырвавшегося из-под земли чудовища-авахи.
– Убейте ее! Убейте ведьму, пока она нас всех не сожгла! – завизжал отец.
Сородич выхватил из-за пояса нож, замахнулся… Тонкая, как игла, нить Голубого огня слетела сверху, коротко ужалив его в макушку. Сжимая бесполезный нож в кулаке, мужик опрокинулся навзничь. А потом на пылающие деревья обрушилась вода, сбивая Огонь с ветвей и втаптывая его в землю.
Аякчан почувствовала, как под скользящими по коже потоками что-то неистовое, яростно рычащее внутри ее захлебывается, гаснет с недовольным ворчанием. Она задрала голову. Плеща тугими, как из ведра, струями воды, над верхушками тлеющих елей колыхалась туча. На ней, зарывшись ногами в кудлатый туман, стояла женщина. Лицо ее было странным – не старым и не молодым, словно для него вовсе не существовало времени, смены Дня и Ночи. Аякчан оно показалось самым прекрасным лицом на свете, как у небожительниц-аи из песен олонхо!
Черные длинные брови ее,
Будто черные с серебром
Камчатские соболя.
Белая шея ее стройна;
Красивые губы ее
Красны, как ягодный сок…
Короткая белая рубаха была небрежно скреплена на плече громадным сапфиром. Из-под прикрывающего голову белого шарфа выбивались коротко подрезанные ярко-голубые пряди. Но даже и без этого было ясно, что перед ними жрица Голубого огня – в тонких изящных пальцах она небрежно комкала веселый шарик сияющего Пламени.
Туча над головами ошеломленных людей заколебалась и начала медленно опускаться на лес, окутывая все влажной пушистой прохладой. Ее серые клубы смешались с белым паром, издавая тихое умиротворенное шипение. Прекрасная жрица коснулась земли… и, нежно улыбаясь, протянула руки к пошатывающейся Аякчан. Измученная девочка рухнула на эти руки, заходясь в сухих бесслезных рыданиях.
– Ну-ну-ну, – жрица ободряюще похлопала ее по вздрагивающей спине. – Возьми себя в руки, малышка, а то твое зарево на полнеба видно! Ученица Храма должна уметь контролировать себя! – строго добавила она.
– Да не сочтет госпожа за дерзость… – мелкой семенящей походкой вперед выбрался мокрый и покрытый черной гарью отец и, униженно кланяясь, залепетал: – Это не ученица Храма! Дочка это моя, отца ослушалась, от свадьбы сбежала, бесстыдница!
– Все верно, маленький жирный человечек, – рассеянно перебила его жрица. – Именно из таких отчаянных девчонок и вырастают потом лучшие жрицы!
Свадебный пояс на бедрах у Аякчан разомкнулся и упал в снег, напоследок бессильно звякнув колокольчиками. Жрица подхватила на руку тяжелую косу девочки. В только что смолисто-черных волосах змеилась пылающая ультрамариновая