Гончий бес. Александр Сивинских
да ни хрена он не демонстрировал, по экрану бежали помехи. Лопасти «вертушки», проезжая мимо охранника, скребли подошву его ботинка, отчего казалось, что человек подёргивает ногой. Тошнотворное зрелище. Слава богу, желудок мой со вчерашнего вечера оставался девственно пустым.
Входная дверь была прикрыта, но не полностью – оставалась щель шириной с ладонь. Получается, бедолага сам впустил убийц. Мало того, что пьяница, так ещё и идиот.
Помимо безжизненного тела в фойе никого не было. Подозрительные удары доносились со стороны офиса, который я обыскал в первую очередь. Не успел я подивиться тому, что взломщики так долго возятся с дверью, выбить которую можно одним щелчком, как раздался грохот. Створка слетела с петель. Судя по звуку падения, внутри неё, между фанерных листов заключалась толстая железная пластина. Хорошо, что я полчаса назад не полез сквозь неё, а диффундировал поодаль!
Когда затих гул, вызванный падением двери, послышались возбуждённые возгласы – по меньшей мере, трёх человек. Затем голоса отдалились. Взломщики вошли в помещение.
Собравшись с духом, я устремился к выходу. Можно было попытаться с разбегу перемахнуть перегородку, однако мне вздумалось проверить, жив ли охранник. А заодно – и это главное – прихватить его пистолет. Не то, чтобы я собирался затеять перестрелку с взломщиками. Просто вид бесхозного оружия пробудил во мне какие-то древние инстинкты. В равной мере воровские и воинственные.
Подхватив «Макарова», я сразу почувствовал себя выше ростом, шире в плечах и как будто даже одетым. Пистолет был взведён, но стоял на предохранителе. Опустив большим пальцем собачку, я повёл стволом в сторону коридорчика. Покажись этот момент оттуда кто угодно, влепил бы ему пулю без раздумий, поскольку тоже был изрядно на взводе. А предохранитель у меня, выражаясь метафорически, выключился давненько. Ещё тогда, когда обнаружилось истекающее кровью тело охранника.
Однако из-за угла выплыло лишь облачко известковой пыли.
Выждав секунду-другую, я присел над человеком в камуфляже, протянул пальцы к шее, чтоб нащупать пульс… и тут меня обуял нервный смех. Лужа, которая расплывалась из-под павшего привратника, оказалась не кровавой, а пивной. Сплющенная бутылка была зажата в подвёрнутой руке. Сам он тоже благоухал солодом, а вдобавок какой-то мерзкой больничной химией.
«Эфир», – решил я. Может быть, ошибочно, однако о других усыпляющих веществах у меня не имелось ни малейшего представления.
И тут охранник издал непристойный звук. Теми ли устами, которыми по выражению Тиля Уленшпигеля не говорят по-фламандски, или теми, в которые было влито столько пива, я не разобрал. Потому что в этот момент из коридорчика, где ломали дверь, показался человек. Он не слишком походил на громилу и убийцу, скорей на какого-нибудь преподавателя заштатного вуза. Невысокий, полноватый, с залысинами. Без головного убора, в очках. На груди болталась снятая респираторная маска. Вместо подходящего такому субъекту кургузого