Ипостась. Виталий Абоян
стоящего рядом человека можно заметить только по тяжелому дыханию. Нет, если присмотреться, виден силуэт. Едва-едва, но все-таки виден.
– Здесь? – спросил майор Ли.
– Да. Остаточные метки все еще можно прочесть, – ответил человек, неясный силуэт которого только что рассматривал майор.
Ли Ханьфанг щелкнул выключателем фонарика и направил луч прямо перед собой. Там стояла угловатая металлическая коробка с оторванной кем-то крышкой. Внутри, покрытые лохмотьями пыли, виднелись стройные ряды печатных плат, усеянных черными прямоугольниками микросхем и чипов. Как выглядят «остаточные метки», он не знал, но на последнем сеансе связи с центром сообщили о «возможной временной активации». Скорее всего, оттуда и метки.
– Который из них? – спросил майор.
Стоящий рядом человек теперь был хорошо виден – невысокий мужчина лет сорока, с небольшим брюшком, весь какой-то серый, словно молью побитый. На его лице застыло выражение замешательства. И страха – он боялся, разве что в штаны не надул. В руках мужчина держал закрытый «раллер».
– Не могу сказать, нужно проверить, – сказал машинист и, подняв крышку «раллера», потянулся руками к железному ящику, намереваясь воткнуть в изобилующую интерфейсами боковую панель провод.
– Не так! – зашипел на него Ли Ханьфанг.
Машинист отдернул руку, словно обжегся. Он не знал, что делать.
– Но как тогда?!
– Отключи его сначала.
Ли Ханьфанг ненавидел тупиц. Он терпеть не мог нерешительных, ни на что не годных рохлей, вроде вот этого дерьма, что стояло сейчас рядом. Но судьба постоянно посылала ему именно таких недоумков, проверяя его и привнося в жизнь духкха[5]. Страданий в жизни было хоть отбавляй, но вера учила, как от них избавляться. Сам Будда утверждал, что у всякого страдания есть причина и она может быть устранена. Этот постулат Ли Ханьфанг чтил. Потому что он ни разу не подвел. Не подведет и теперь.
Тучный машинист что-то забормотал, пыхтя и отдуваясь. Потом, толкаясь и спотыкаясь, полез к железной коробке. Он выдергивал из нее провода, внимательно сверяясь с данными из своей «балалайки», – указательный палец правой руки выписывал кренделя в пыли, устилающей пол.
– Ну что? – майор видел, что машинист еще не закончил работу, но стоило поторопить увальня.
– Сейчас, пару минут.
Майор достал из нагрудного кармана сигарету – настоящую, из натурального табака – и воткнул обернутый золотом фильтр в рот. Щелкнула зажигалка, в затхлом воздухе появились нотки бензинового аромата. Ли Ханьфанг купил эту зажигалку в Америке, у вудуистов – редкая антикварная вещица, стоящая кучу денег. И продолжающая отправлять деньги на ветер в прямом смысле: одна заправка обходилась в круглую сумму, особенно теперь, после Перерождения. Сигарета зашипела, сизый дымок взметнулся к потолку, и огонек погас.
– Проклятый дождь! – майор шумно выплюнул дорогую сигарету на пол и спрятал зажигалку. – Давай, пошевеливайся!
– Заканчиваю уже, – отозвался машинист, покосившись
Духкха – ниспосланные буддисту богами трудности, которые следует преодолеть.