Убить Сталина. Евгений Сухов
попал под амнистию. Затем посадили уже перед самой войной. Дали пятнадцать лет. Когда мы пошли в баню, то я разобрал часть стены и опять сбежал. Потом раздобыл документы на имя Петра Ивановича Комарова. Так и жил по ним, пока меня не призвали в армию. Признаюсь, может быть, и дальше бы служил, но встретил на позиции своего соседа по дому. Он меня знал еще под настоящей фамилией… Когда мне сказали, что я должен явиться в особый отдел, то я сбежал к вам. Чего же так просто подыхать-то!
Хофмайер выглядел задумчивым.
– Тоже верно… Какая же в таком случае ваша настоящая фамилия?
– Таврин.
– Мы проверим все, что вы нам сказали. Вы готовы помочь рейху в победе?
– Разве у меня есть выбор?
– Тоже верно. А теперь садитесь за стол. – Комаров сел. – Вот вам чистый лист бумаги. Ручка. Пишите.
– Что писать? – удивленно посмотрел Комаров на начальника лагеря.
– А писать, друг вы мой любезный, нужно исключительно только правду. Я, Петр Иванович Таврин, добровольно сдался в плен воинскому немецкому соединению номер триста восемнадцать. Успеваете? – заботливо поинтересовался Хофмайер.
– Так точно, господин штурмбаннфюрер! – с готовностью отозвался Петр.
– Для того чтобы воевать рука об руку… – улыбнувшись, Хофмайер добавил: – Наше руководство любит всякие образы… с немецкими солдатами против Советов и Сталина. Хотел бы продолжить свою учебу в одной из диверсионных школ на территории Германии. В конце этой фразы желательно поставить восклицательный знак. А слова «диверсионная школа» не помешает подчеркнуть двумя жирными линиями. Для вас это ровным счетом ничего не значит, а наше руководство всегда подмечает подобные мелочи. Так что, когда мы с вами встретимся после победы, вы мне еще спасибо скажете. Написали?
– Да.
– Можно добавить что-нибудь от себя. Сделать какое-нибудь заявление. Будет считаться, что это порыв вашей души. Ну, например, готов давить советскую гадину всюду, где бы я ее ни встретил.
Подняв глаза, Комаров напоролся на острый взгляд начальника лагеря.
– Так и напишу, господин штурмбаннфюрер! – Петр склонился над листком бумаги.
– Распишитесь и поставьте дату.
Комаров размашисто расписался.
Вытянув у него листок бумаги, Хофмайер удовлетворенно кивнул:
– Вот теперь полный порядок. У вас блестящие перспективы, господин Комаров, – широко улыбаясь, сказал он.
– А что будет дальше?
– А дальше, если вы действительно тот, за кого вы себя выдаете… Принесете присягу на верность фюреру и вермахту, и вас ожидает сытая жизнь немецкого солдата! – Хофмайер вложил листок бумаги в довольно пухлую пупку. – Это ваше досье. – Комаров едва удержался от возгласа удивления: «Интересно, что они там понаписали про меня!» – В какой бы лагерь вы ни направлялись, оно всегда будет следовать за вами.
– Так, значит, меня скоро переведут в другой лагерь?
– Некоторое время вам придется еще побыть здесь. А вот дальше действительно последует перевод. Но вот куда – это военная тайна, – хитро сощурился Хофмайер. – Можете идти.
Когда