Белый саван. Антанас Шкема
глоток, и сразу учащенное дыхание, красные пятна на скулах.
«А парень-то не очень здоров», – подумал Стевенс.
– Если повезет, приглашу тебя поначалу партнером, сказал Гаршва. – Налей-ка.
– О.К.Yea… [12]
Солнечные квадраты пролегли вдоль половиц. Вспыхнул, засветился колпак на музыкальном автомате – стеклянный, волшебный шар: в нем отразилось внутреннее помещение таверны, вытянулась дальняя перспектива, отодвинулись куда-то назад двери, зыбким предчувствием обозначилась далекая улица. В шатком изгибе застыли мебель и люди. Антанас Гаршва сделал еще глоток.
Лицо в зеркале затуманилось, глаза заблестели. «Excited, excited [13], он трет ладонями стойку», – осенило Стевенса. Белый песик потерся о наружную дверь и убежал, задрав хвост. На стойке бара лежали даймы и никели[14] – сдачу не принято тут же ссыпать в карман.
– Славная погодка, – заметил Гаршва.
– Yea. Уже не жарко, – согласился Стевенс.
Муж Эляны распахнул дверь таверны. Широкоплечий, темноволосый, с голубыми глазами, в давно не глаженном сером костюме, в спортивной рубашке, с выступающим вперед подбородком, упрямый и печальный, точно заблудившийся кентавр. Он выжидательно замер у двери. Гаршва сполз с высокого стула. Муж Эляны ждал, чуть подавшись вперед, и его коротко остриженные волосы воинственно торчали дыбом. Гаршва сделал несколько шагов. Оба стояли друг против друга до тех пор, пока в их глазах не промелькнуло решение: руки друг другу не подавать. «Если возникнет потасовка, Гаршва свое схлопочет», – решил Стевенс.
– Давайте присядем, – предложил Гаршва. Они выбрали столик рядом с музыкальным автоматом. – Что будете пить?
– А вы что пьете?
– «Белую лошадь». Заказать?
– Ага.
– Две, – Гаршва вскинул два пальца.
– И два стакана сельтерской.
Вернулся тот самый песик, опять потерся о дверь таверны и исчез. Стевенс принес рюмки и стаканы и, зайдя за стойку, углубился в газету. Шелест газеты и учащенное дыхание Гаршвы какое-то время были единственными звуками, раздававшимися в таверне. Муж Эляны вылил виски в стакан с сельтерской.
– А я не смешиваю, – заметил Гаршва.
– Знаю, – откликнулся муж Эляны.
У Гаршвы дрогнули веки.
– Мне Эляна говорила.
– Она рассказывала обо мне?
– Она призналась.
Муж Эляны с завидным спокойствием потягивал разбавленный виски.
– Я даже принял решение убить вас.
– Приняли решение?
– Да. Но потом передумал. Любовь сильнее смерти, не так ли, вы должны лучше знать, вы – поэт.
– Дурацкое дело. А я вызвал вас сюда… потому что совершенно противоположного мнения на сей счет.
Муж Эляны резко поставил стакан на стол. Несколько капель выплеснулось на розовую скатерть.
– Смерть
Хорошо
Взволнован
Монеты в 10 и 5 центов (dime, nickel).