Право на мечту. Нора Робертс
Марго засунула руки в карманы, чтобы уберечь их от пронизывающего ветра. «Пожалуй, никто в Темплтон-хаусе не станет встречать меня с распростертыми объятиями, – подумала она с мрачной усмешкой. – И жирного тельца для блудной дочери закалывать не будут».
Впрочем, у нее нет права на это рассчитывать.
Усталым жестом Марго вытащила из пучка шпильки и распустила волосы по плечам. Так гораздо приятнее – хоть в чем-то чувствуешь свободу. Она швырнула шпильки вниз и вспомнила вдруг, как они в детстве кидали с этой скалы в море цветы.
Цветы для Серафины… Какой романтичной казалась им тогда легенда о девушке, бросившейся в тоске и отчаянии с утеса в море!
Лора всегда при этом плакала, Кейт серьезно и торжественно смотрела на летящие к воде букеты. А Марго поражала отчаянность и смелость этого шага: раз – и в море!
Сказать по правде, ей и самой сейчас впору было сделать подобный шаг…
Глаза Марго, огромные васильковые глаза, которые так любили фотографы, смотрели устало. Когда самолет приземлился в Монтерее, она аккуратно подкрасилась и в такси, везшем ее в Биг Сур, снова подправила макияж. Что-что, а нужное лицо себе нарисовать она умела! Никто и не догадается, как Марго сейчас бледна. Конечно, она осунулась, но ведь фотографы больше всего в ее лице любили красиво очерченные скулы.
«Скулы – главное в лице», – постоянно твердили ей, и сейчас Марго вспомнила об этом, вздрогнув от нового всполоха молнии. Ей повезло – от ирландских предков она унаследовала утонченный овал и безупречную кожу. А голубые глаза и льняные волосы достались ей наверняка от какого-то викинга-завоевателя.
Так что с лицом проблем нет. И признать это можно без всякого тщеславия. В конце концов, именно ее внешность и тело, созданное для греха, стали для нее пропуском в мир славы и богатства. Чувственный рот, прямой носик, округлый подбородок, выразительные брови, которые нужно только немножко подкрашивать… Она и в восемьдесят будет красавицей, если, конечно, доживет до столь почтенного возраста. Да, сейчас она унижена, запятнана скандалами, опозорена, но на нее все равно оборачиваются на улицах.
Только ей теперь на это совершенно наплевать.
Она повернулась к морю спиной и уставилась в темноту. На холме за дорогой светился огнями Темплтон-хаус – тот самый дом, который столько лет слышал и смех ее, и плач. Это единственное место на земле, куда можно вернуться, когда все потеряно и мосты сожжены.
Марго взяла свою дорожную сумку и пошла к дому.
Энн Салливан прослужила у Темплтонов двадцать четыре года. На год больше прошло с тех пор, как она овдовела. Приехав в Америку из Ирландии с четырехлетней дочерью на руках, Энн нанялась в горничные. В те годы Томас и Сьюзен Темплтон вели дом так же, как и управляли своими отелями, – на широкую ногу. Недели не проходило без гостей и вечеринок с танцами. В доме было восемнадцать слуг, и все хозяйство, включая парк, содержалось в идеальном порядке.
Изысканная, безукоризненная роскошь и гостеприимство – вот что делало дом Темплтонов тем, чем он являлся. И Энн научили тому,