Зауряд-врач. Анатолий Дроздов
лишь ранение в ногу? Ага. На ногах вены и артерии, раненый может истечь кровью. Ее здесь не переливают – не научились. Группы крови известны, но это научные открытия, до практики не дошло. О резус-факторе не знают. Повреждения костей заживают плохо, могут привести к сепсису. Здесь это смертельный приговор. Про гангрену молчу – и так понятно.
Первыми пойдут раненные в живот. Здесь их не оперируют – не выживают, да и времени прошло много. Операции на кишечнике эффективны не позднее шести часов после ранения. Позже развивается перитонит – смертельный приговор в этом мире. Но я буду попробовать спасти этих людей. Это русские солдаты, и они воюют за Родину. Пусть я из другого мира, но Россия у нас общая.
Повреждения тяжелые, осколочные. В ранах много грязи. Чищу, удаляю поврежденные кишки. Хорошо, что они большей частью пустые – солдаты не успели позавтракать. Перед тем как зашить рану, делаю легкий импульс свечением. Оно тянет силы, поэтому экономно. Главное, чтоб не умер сразу, добавлю потом.
Замечаю изумленный взгляд Леокадии – заметила. Трудно не усмотреть. Не важно, объясню потом.
Абдоминальные[16] кончились. Выхожу в предоперационную, ополаскиваю руки в тазу, вытираю полотенцем и сажусь на стул. Стягиваю маску на шею. Следом появляется Леокадия. Моет руки и смотрит на меня.
– Валериан Витольдович, хочу спросить. Я видела… У вас руки светились.
– Это у меня такой дар. Помогает заживлять раны.
– То-то смотрю, прооперированные вами поправляется на глазах, – оживляется она. – Слух ходил, что вы лечите руками, но я не верила. Теперь понятно. А как…
– Закурить есть? – перебиваю ее. Хватит объяснений. Сам толком не понимаю.
– Вы ж не курите? – удивляется она.
– После операции тянет.
– Сейчас!
Она лезет в шкаф и достает картонную коробку. На крышке надпись: «Дюшес». Леокадия извлекает папиросу и протягивает мне. Вторую берет себе. Не знал, что она курит, в этом времени среди женщин не принято. Хотя что взять от эмансипированной? Леокадия кладет папиросы на стол и достает спички. Подносит огонек мне, затем закуривает сама. Некоторое время глотаем дым. Он ароматный и слегка сладкий.
– И мне тоже! – заявляет, входя в комнату, Карлович. Леокадия дает ему папиросу. Карлович берет ее окровавленными пальцами и сует мундштук в рот. Леокадия чикает спичкой. Карлович делает глубокую затяжку и выпускает клуб дыма.
– Почему вы оперируете абдоминальных? – укоризненно смотрит на меня. – Зря время тратите. Все равно умрут.
– Мои выживут! – говорю, упирая на «мои». – Увидите.
– Хм! – хмыкает он. – Если так уверены…
Заканчиваем перекур, моем руки и идем продолжать. Пошли торакальные[17]. С ними легче. Ранения в грудь выглядят страшно, но заживают лучше. Главное усечь поврежденные ткани. Здоровые не пустят к себе микробы и, следовательно, затянутся. Режу, стягиваю, зашиваю. Замечаю, как на столе появляются зажженные лампы – их кто-то
Абдоминальный – относящийся к животу. От латинского
Торакальный – относящий к грудной клетке.