Сезоны жизни. Игорь Николаевич Верещагин
чти бесшумно целых сорок пять минут. Никаких прочих преимуществ у Славки больше не было. Читать и даже немного писать Саньку научила тётка – мамина младшая сестра ещё года три назад, когда училась в училище на швею и проживала вместе с ними, потому что приехала из деревни. С тех пор, Санька довольно сильно продвинулся в мастерстве чтения и каракуле писания, поэтому Славику было особо нечем похвастаться. Но всё равно, с характерной для детей непосредственностью, Славка нет-нет, а задирал нос, как будто соприкоснулся с неким таинством, до которого Санька ещё не дорос. Иногда он выдумывал какие-то небылицы про школу, и с жаром рассказывал их Саньке, по ходу всё более приукрашая их до такой степени, что вскоре сам начинал искренне верить в своё беспардонное враньё. Но и это ещё не всё, когда в школе происходило что-либо идущее вразрез с его выдумками, он также искренне удивлялся и расстраивался, потому что его враньё, в какой-то момент становилось для него непреложной истиной.
Итак, Санька с нетерпением ожидавший прихода первого сентября, с его приходом вдруг испытал неподдельный страх. Он даже хотел сбежать куда ни будь, чтобы не идти в школу, но сумел взять себя в руки. С напускной серьёзностью, он деловито одевал на себя всё то, что подавала ему его мама. Некоторые вещи он ещё никогда не носил. Например, мужской строгий костюм (сшитый конечно же по детским размерам), белая рубашка с воротничком под галстук и классические туфли. Санька чувствовал себя как-то противоестественно в этом одеянии. Ему было неудобно. Новая, необычная для него одежда, сковывала движения и неприятно тёрлась по некоторым местам Санькиного тела. Он то и дело дёргался – что-то почёсывая, что-то поправляя. Видимо со стороны всё это выглядело потешно, потому что старший брат Саньки непрестанно хихикал над ним. Санька, подметив подобное поведение брата, тут же воодушевился, и стал кривляться – ещё больше почёсываясь и одёргивая на себе одежду. Неожиданно для всех, нудный процесс сбора в школу, превратился в весёлое и увлекательное занятие. У их мамы, конечно же хватило благоразумия не вмешиваться и не пресекать веселье сыновей, напротив она сама от души повеселилась вместе с ними. Зато к школе они подходили в приподнятом настроении.
Костик – старший брат Саньки, уже перешёл в пятый класс, поэтому, как только увидел своих одноклассников, сразу же исчез из поля зрения матери и братика.
– Здравствуйте мои дорогие детки, и конечно же родители! – такими словами встретила первоклассников и их родителей первая Санькина учительница – Анна Степановна.
– Первые три класса, мы с вами будем всё время вместе, я обещаю вам, что буду всех вас любить, а вы за это – будете просто хорошо учиться. Договорились? – толи спрашивая, толи утверждая произнесла Анна Степановна.
Вообще Анна Степановна была достаточно примечательной личностью. Это была женщина возрастом чуть за тридцать, ростом чуть ниже среднего, с приятным лицом и глазами – лучащимися добротой. Именно не излучающими доброту, а лучащимися ею. Настолько это было естественно и неподдельно, что все кто её видел в тот момент, когда она пообещала всех любить, сразу согласились, что хорошая учёба это нормальная цена за её любовь. Действительно она была педагогом, что называется от Бога, и все кто с ней был знаком, так или иначе в этом убеждались.
– А теперь дети, – продолжала Анна Степановна, – возьмитесь за руки по двое и идите за мной. Я покажу вам, где мы будем заниматься.
Мамы, папы, бабушки и даже несколько пришедших дедушек – умиленно заулыбались и неорганизованной толпой, переминаясь с ноги на ногу, словно пингвины, двинулись за почти организованной толпой своих чад в школу.
Согласно постановления, последнего съезда ЦК КПСС и Министерства Образования СССР, с этого года был введён достаточно жёсткий регламент на школьную форму, поэтому все родители, включая бабушек и нескольких пришедших дедушек, вскоре потеряли из виду своих чад в двухцветном ковре из малорослых детишек. Особенно быстро потерялись мальчики из-за более мелкого роста и меньшего различия в одеянии, чем у девочек. Тех, хоть как-то, бантиками разнообразили. Но всё равно, всем было весело и празднично на душе – наконец-то преодолён один из первых рубежей на пути выталкивания своих чад во взрослую жизнь.
Саньку посадили с миловидной девчушкой, которая при всей Санькиной некрупности, была ещё мельче его. Её косички были так туго заплетены, что казалось – её нежная кожица на лице вот-вот лопнет (хотя вопреки известному анекдоту на её мимику это не оказывало никакого влияния). Первые два урока они (да и не только они) сидели смирно и прямо, словно отлитые из гипса китайские болванчики. Они даже не смотрели друг на друга, боясь пропустить что-то из напутственных речей Анны Степановны. Но на последней перемене Сашенька и Ирочка (так звали Санькину соседку по парте), откинув условности и игнорируя слабо представляемые половые различия – весело лупили друг друга по головам своими ранцами. (Благо учебников в них ещё не было). Они делали это так усердно, что Саша вернулся домой совершенно измотанный, ещё даже более измотанный, чем его мама после ночной смены на заводе. Вид у него видимо был не очень здоровый, потому что мама не на шутку встревожилась – всё ли с ним в порядке. Санька лишь отмахнулся и скинув ранец и пиджак,