Московская плоть. Татьяна Ставицкая
примерьте шубку, – показывала товар продавщица, с подозрением глядя на Машину дубленку, – очень износостойкая и немаркая, сама такую ношу.
– Мне не нужны шубки, которые могут позволить себе продавщицы, – вдруг ответила Машенька.
Кажется, я вхожу в роль, подумала она и потребовала горжетку – совершенно не функциональную, с точки зрения продавщицы, вещь. Но в том-то и дело, что функции у всех разные. Девушка чувствовала, как ее засасывает водоворот чего-то, с чем ей сталкиваться еще не приходилось. На днях ей снилось, что она проваливается в зыбучие пески дюн британского побережья. Радость от приобщения к «дольче вита» омрачалась только непонятками в поведении ее «принца». Но постигшая его утрата сблизила их, и она почувствовала, что нужна ему не только как картина в интерьере.
Наверное, это ужасно, думала она, но я благодарна судьбе за сегодняшние трагические обстоятельства в его жизни. Я буду с ним, буду рядом, стану утешать его…
Обслуги в усадьбе не оказалось, и теперь Маше предстояла нелегкая задача переодеть Уара и задача попроще – переодеться самой. Внук был пьян, но Машенька прониклась к нему нежностью, полагая, что он сильно любил своего дедушку, если так тяжело переживает его уход. Она усадила возлюбленного в кресло на львиных лапах, с львиными же головами на подлокотниках. Открыв старинный гардероб, нафаршированный вполне современным оборудованием в виде электронных систем выдвижения, Маша попросила Уара хотя бы выбрать нужный костюм и обувь. Но это – все, на что хватило ему сил. Она переодевала его, как тяжелую куклу. Сопела и закусывала губу, говорила ласковые слова и злилась попеременно. К концу процедуры Уар вдруг пришел в себя и отправился умываться. Его еще хватило на вдевание запонок и повязывание «бабочки», похожей на летучую мышь, которую Машенька заметила над его левым соском.
Сама она была облачена в выбранное Уаром длинное темно-лиловое платье с россыпью, как она думала, стразов по подолу. Туфельки тоже оказались впору. Поверх платья на плечах серебрился почти невесомый палантин из дымчатой норки. Хотя ей показалось странным, что на похороны ее нарядили, как в оперу.
Ближе к полуночи завьюжило. Ледяной ветер сквозь дыру в потолке швырял в гроб со старцем пригоршни снега и раскачивал люстры Силиппа Фтарка из черного хрусталя, отчего метались по стенам вычурные тени. Нервный кот со вздыбленной на загривке шерстью нарезал широкие круги вокруг гроба. Его пугливо сторонились присутствующие.
После казни на костре, ставшей крайне неприятной вехой в биографии Элизия Бомелия, он страдал астмой. Как можно было принять за шпионаж старания Бомелия вытеснить из Москвы наглых чужеземцев? Впрочем, дело – давнее. Как бы там ни было, а длинные речи давались ему теперь с трудом. Но долг есть долг. Долги надо отдавать. Этому правилу его научили события его бурной молодости. Правда, долги долгам рознь. Приятней всего отдавать долги врагам, платя им за подлые подставы той же монетой.
Наконец доложили о прибытии Внука и его Невесты. Присутствующие расступились, склонив