Бремя удачи. Оксана Демченко
в дальний путь собрать.
Потапыч снова помолчал, подошел к шкафу и добыл настойку. Выставил на столик, набулькал себе в хрустальную рюмку и без спешки выпил. Подышал, посопел и снова глянул на бывшего друга:
– Лева, я вижу, что тебе очень плохо, но совсем не понимаю сказанного. Мы должны разобраться. Иначе я тебя просто пристрелю, как бешеных стреляют. Моя семья – святое. Не тронь. И думать о том не моги. Не рычи, сказывай толком и внятно: что ты зовешь удачей и в чем твоя утрата? Словами объясняй, без намеков. И без этого «ты сам знаешь». Не знаю. Но хочу понять, покуда еще не озверел от намеков гнуснейшего свойства.
Соболев кивнул, вроде бы даже охотно, и без усилия начал говорить. Снова о давнем. Как он гулял и как портил баб, как весь уезд его боялся и как в городах иной раз отменяли балы, заслышав о приезде Льва. Как воровал он девиц и потом бросал, заткнув рот родне угрозами и деньгами. Как из лесу с охоты приволок северянку и год с ней жил, пока не сбежала.
– Все твердили, что я помешался, – морщась и кроша сигару, вспоминал Соболев. – Законная жена не нашей веры. Захотела, чтобы шаман совершил обряд, и я притащил ей шамана. Пожелала, как дома, жить – я ей чум посреди залы выстроил и лаек развел. Чего ей не хватало? Пить запретила – не пил. Пальцем не тронул, пылинки сдувал… Волосы у нее лесом пахли. Я сигары не курил, чтобы…
Рука смахнула табачный сор на пол, Соболев добыл новую сигару, срезал кончик и раскурил. Молча и зло загасил, снова взялся ломать.
– Лева, так я же всех на ноги поднял, мои искали ее, как и твои, – возмутился Потапыч.
– Суетился ты знатно, я даже не усомнился, – прищурился Соболев. – Утешал меня и того усерднее. Один ты и верил, что я не с тем Рату ищу, чтобы за побег ей отомстить. Она была вот такая маленькая, как у них язык повернулся сказать, что я ее удавил?
– Довел уж точно ты, – буркнул Потапыч, сходил за второй рюмкой и налил в обе. – Насильно мил не будешь, я тебе твердил: отпусти добром, сама вернется.
– Мне следовало внимательнее слушать не слова, а тон, – совсем тихо ответил Лев, не замечая налитой водки. – Я полагал, никто не знал, что жена моя в тягости. Лишь недавно разобрался. Ты ее смутил обещанием помощи, ты же людей снарядил на похищение. И дите прибрал.
Потапыч хотел что-то сказать, но Соболев резко выдернул из нагрудного кармана футляр с сигарами, добыл из него карточку и бросил на стол как последний неоспоримый факт обвинения. Хозяин дома неторопливо нащупал улику, перевернул и долго рассматривал, хмурясь и пожимая плечами. Собственно, только теперь и заметил: Береника фон Гесс чем-то вполне отчетливо напоминает северянку Рату – сумасшедшую, мучительную, нездоровую и навязчивую любовь Соболева… Фотокарточка явно была добыта в редакции одной из газет. Такие снимки, отобрав самые невыгодные для изучения, незапоминающиеся, передают туда из ведомства Корша. И вот получили неожиданный итог правильной и грамотной работы: богатейшего «отца» в стране, если учесть состояние, земли