У солдата есть невеста (сборник). Александр Зорич
истеричке (Ольга была на девять лет младше его, вдвое меньше весом, казалась нерешительной и слезливой – обманчивое, как показала жизнь, впечатление). Сделал, поддавшись порыву не то нежности, не то нежной жалости, не то чадолюбия, и что же это, монсеньеры? Сокровенный всплеск его души встречают чуть ли не ядовитым смехом! Он исчез на долгие пять лет. А когда судьба опять столкнула их с Ольгой… в общем, после этого столкновения на свет появился Данька. Он вновь сделал Ольге предложение. Куда там! Так и жили – каждый по-своему притворяясь, ища друг с другом тайных встреч на лесистой громадине Сурожа.
В ангаре стало ощутимо светлее – вместо аварийного освещения загорелось штатное. Звучно, рупорно заговорили динамики.
"Целостность обшивки на рабочей палубе восстановлена по аварийному варианту "Б"."
До этой палубы, где располагались обсерватории и прочие капища науки было метров сто сорок, не меньше, и тот факт, что она была разгерметизирована, Рене мало заботил. Но вот яркий, полноценный свет его обрадовал – это ремонтные боты, разделавшись с пробоинами, снизили потребление энергии и напряжение пришло в норму.
Почти сразу вслед за тем последовало сообщение от «Кефали»: «Борт семьдесят семь готов к размещению пассажиров. Добро пожаловать! Пилоту просьба указать взлетный режим.»
Флуггер ожил. Дверь пассажирского салона отползла, едва заметно подрагивая, в сторону. Вывалилась, на ходу распрямляясь, складная лестница.
Рене подхватил детей на руки и поволок в кабину.
– Дядя Рене, я хочу есть! – пискнул Данька.
– Потерпи.
– Хочу-у-у-у!!!
– Потерпи!
– Мама… Мамочка!
– Только не реви, ради бога!
– Пить!
Черт, как он мог забыть о еде? Права была Ольга. Воспитатель из него никакой. Да, он сам может сутками терпеть и голод, и холод, и жажду. Но ведь это дети. Десять часов без еды и воды для них многовато… Идиот. Инфантил. Клоун!
Усадив детей в красные блестящие кресла, Рене бегом спустился и опрометью бросился к ближайшему автомату.
Слава богу, холодильник с газировкой был сравнительно недалеко, перед входом на склад. Бутылочки с ситро стояли гвардией за прозрачной стеклянной дверью и терпеливо ожидали, когда жаждущий скормит их электронному тюремщику пару мелких монет. Требуемых автоматом терро в кожаной мошне Рене не обнаружилось – там теснились золотые франки герцога Анжуйского-и-Воронежского и три серебряных рубля – большущих таких, измазанных конским навозом, с портретом князя Олега Игоревича (когда тот еще был жив, Рене не раз пивал с ним хмельное Старосельское пиво). В щель автомата все это, конечно, не пролазило.
Хрясь!
Ручища Рене, покрытая, как и все его могучее тело темными длинными волосками (за что одна девица из Североамериканской Директории в горячке близости звала Рене Кинг-Конгом – правда, он понятия не имел, кто это), рванула вперед. Многокилограммовый кулак, облеченный кожаной полуперчаткой со стальными