Формула красоты. Станислав Хабаров
предложением поднести чемоданы. Словом, той же политикой «Дал-взял».
За обедом в морском клубе за первым руководящим столом завязывались организующие цепочки, а остальные, рассыпанные по столам, не знали, не ведали того, что там затевается? Им оставалось только безоблачно веселиться, смешить себя и других и ждать, куда выведет кривая, намеченная за начальственным столом?
Умение талантливо доложить – искусство особое. Рядом со столом президиума сидят синхронные переводчицы. Они со скоростью пулемёта строчат в развёрнутых блокнотах замысловатыми крючками, чтобы затем зачитать компакты скорописи. Но нам давно всё известно, мы слушаем их в пол-уха и «выдающиеся» научно-технические изложения клонят в сон. Вопросы в конце чуть оживляют доклад и перерыв с кофе-чаем и неформальным общением чуть пробуждает аудиторию. Сама крепость – мэрия сонного городка и здесь же музей под открытым небом и музей Вольта, где выставка картин этого художника, вложившего умение и талант в изгибы женских тел. Ну, что же? Каждому своё. Кажется, я очутился в стране детей, как Большой Мольн. И казалось живи себе, радуйся, наслаждайся доставшейся жизнью и случаем, а тебе тревожно
и грустно, когда видишь рядом мир, построенный по иным правилам.
С шефом ни плохо, ни хорошо. Мы просто не контактируем. Пространства достаточно. Мы как-то вместе бежали к воде по ступенчатой лестнице. И получалось, что он меня вовлёк и без него я бы не побежал; и что спускались бегом, им мне это навязано. Ах, не нужны мне подобные групповые поездки. Они мешают восприятию красоты. Ведь красота – святилище и не каждый в него вхож, а шеф вломился сюда со своими босыми ногами. У мусульман принято снимать обувь у входа, но это не значит, что следует снимать всё. И Крутов бродил по Парижу в привезённых домашних тапочках. Они портят мне впечатления от красоты, которую я пытаюсь понять.
Шеф – человек по-своему ищущий. Он находит тех, кто уже самостоятельно что-то нашёл-открыл, свою многообещающую жилу, и подключается к её использованию. И вот грохочет помпа-техника, скрежещет драга, а сам первооткрыватель в стороне. И в деле главенствует не ум, а остроумие, как у тамады за столом. Сначала тамада потешает всех, а позже распоряжается за столом. И вот теперь наш шеф в президиуме. Он доктор, профессор. Профессор чего? Как говориться в народе, профессор кислых щей. В проекте он выглядит появившимся кукловодом. Профессор Тритон, выплывший из глубинных вод. Вокруг него пляшущие рыбки.
Тогда я парировал святое для него: «я был в отряде космонавтов», считая это не достоинством. Туда стремились лишь те, кто не успел и не сумел в обычной жизни, с их ущемлённым самолюбием. Отряд – сборище сгорающих от неудовлетворённых страстей, что сушат душу огнём, словно заразная болезнь. И возражая, я играл с этим огнём, не представляя, чем дело закончится? Теперь к шефу не просто пробиться: вокруг рыбы-прилипалы особой стаей окружают его.
Меня всегда удивляла синхронность рыбьей стаи. По мановению неведомых