Александр Солоник: киллер мафии. Валерий Карышев
один удар – на этот раз в кадык, и кричавший тут же захлебнулся.
Какой-то невысокий, белесый, с выцветшими бровями и красным слюнявым ртом бросился на него в ударе, но после ответного выпада кулаком в ухо, потеряв ориентацию в пространстве, головой вышиб дверь хозблока.
И тут удары посыпались на Сашу один за другим. Били всем – кулаками, локтями, прохорями-говнодавами и еще чем-то тупым, тяжелым – чем именно, он так и не сумел рассмотреть.
Тело делалось непривычно тяжелым, непослушным, каким-то чужим – он уже не мог отвечать на беспорядочные удары. Страшные, наглые рожи скалились перед ним, сливаясь в одну, и трехэтажный мат вперемежку с блатной феней пузырился на грязных ртах с фиксами.
Но он отвечал – бил, бил, бил, ставил блоки, уворачивался, пригибался и вновь бил – пока хватало сил.
Уже валялся на холодном цементе пола в луже темной, как деготь, крови тот самый обладатель татуировки-паука; уже нелепо корчился у стены, вытирая разбитый рот, тот самый низколобый, с щербатыми зубами; уже не подавал никаких признаков жизни амбал – «шестерка», первым доставший острую заточку…
Но и Саше приходилось несладко: удары становились все ощутимей и болезненней, реакция тормозилась, и он не в силах был отвечать на каждый удар. Понимая, что солнце ему не светит, Солоник изменил тактику: выбрав изо всей татуированной кодлы одного, самого мощного и агрессивного противника, метелил его, стараясь не обращать внимания на боль…
Но как можно не обращать внимания? Ему нанесли удар в голову чем-то тяжелым – перед глазами поплыли огромные фиолетовые круги, и он словно бы провалился в черную компостную яму…
Солоник не помнил, что было дальше, не помнил, сколько времени прошло с того момента, когда он, получив страшной силы удар в темя, отключился: час, два, сутки или целая вечность?!
Саша с трудом разлепил набухшие кровью веки. Белый потолок в причудливой паутине тонких трещин, зарешеченные окна с занавесочками, ровные ряды кроватей с серыми казенными одеялами, под которыми угадывались контуры человеческих тел, капельница на штативе, какое-то худое незнакомое лицо, склонившееся над ним…
– Очнулся-таки…
Голос принадлежал этому самому незнакомцу, но доносился глухо, словно из-под земли или сквозь толщу воды.
Сквозь распухшие губы Саша прохрипел что-то невнятное.
– Другой бы на твоем месте после такого в ящик сыграл, а ты, смотрю, – выжил. Живучий, – в голосе говорившего звучало скрытое восхищение. – Ничего, теперь будешь жить.
– Т-ты… к-к-к… – шевеля непослушными губами, спросил больной.
– Врач я твой, «лепила». Такой же арестант, как и ты, только не на общих работах, а тут срок мотаю. – Солоник пытался еще что-то спросить, но слова выходили невнятными, и опытный «лепила», угадав смысл вопроса лишь по едва заметному движению губ, продолжил: – Семнадцать швов тебе на голову наложили. Плюс сотрясение мозга и обширные гематомы. Другой бы загнулся на хрен,