Полное собрание рассказов в одном томе. Василий Шукшин
А режиссер требовал, чтобы говорили так, когда речь шла о «простых» людях.
– Ты же простой парень! – взволнованно объяснял он. – А как говорят простые люди?
Еще задолго до того, когда нужно было произносить какое-нибудь «теперича», Федор, на беду свою, чувствовал его впереди, всячески готовился не промямлить, не «съесть» его, но когда подходило время произносить это «теперича», он просто шептал его себе под нос и краснел. Было ужасно стыдно.
– Стоп! – взвизгивал режиссер. – Я не слышал, что было сказано. Нести же надо слово! Еще раз. Активнее!
– Я не могу, – говорил Федор.
– Что не могу?
– Какое-то дурацкое слово… Кто так говорит?
– Да во-от же! Боже ты мой!.. – Режиссер вскакивал и совал ему под нос пьесу. – Видишь? Как тут говорят? Наверно, умнее тебя писал человек. «Так не говорят»… Это же художественный образ! Актер!..
Федор переживал неудачи как личное горе: мрачнел, замыкался, днем с ожесточением работал в кузнице, а вечером шел в клуб на репетицию.
…Готовились к межрайонному смотру художественной самодеятельности.
Режиссер крутился волчком, метался по сцене, показывал, как надо играть тот или иной «художественный образ».
– Да не так же!.. Боже ты мой! – кричал он, подлетая к Федору. – Не верю! Вот смотри. – Он надвигал на глаза кепку, засовывал руки в карманы и входил развязной походкой в «кабинет председателя колхоза». Лицо у него делалось на редкость тупое.
– «Нам, то есть молодежи нашего села, Иван Петрович, необходимо нужен клуб… Чаво?»
Все вокруг смеялись и смотрели на режиссера с восхищением. Выдает!
А Федора охватывала глухая злоба и отчаяние. То, что делал режиссер, было, конечно, смешно, но совсем неверно. Федор не умел только этого сказать.
А режиссер, очень довольный произведенным эффектом, но всячески скрывая это, говорил деловым тоном:
– Вот так примерно, старик. Можешь делать по-своему. Копировать меня не надо. Но мне важен общий рисунок. Понимаешь?
Режиссер хотел на этом смотре широко доказать, на что он способен. В своем районе его считали очень талантливым.
Федору же за все его режиссерские дешевые выходки хотелось дать ему в лоб, вообще выкинуть его отсюда. Он играл все равно по-своему. Раза два он перехватил взгляд режиссера, когда тот смотрел на других участников, обращая их внимание на игру Федора: он с наигранным страданием закатывал глаза и разводил руками, как бы желая сказать: «Ну, тут даже я бессилен».
Федор скрипел зубами, и терпел, и говорил «чаво?», но никто не смеялся.
В этой пьесе по ходу действия Федор должен был приходить к председателю колхоза, махровому бюрократу и волокитчику, и требовать, чтобы тот начал строительство клуба в деревне. Пьесу написал местный автор и, используя свое «знание жизни», сверх всякой меры нашпиговал ее «народной речью»: «чаво», «туды», «сюды» так и сыпались из уст действующих лиц. Роль Федора сводилась, в сущности, к положению жалкого просителя, который говорил бесцветным, вялым языком и уходил ни с чем. Федор презирал человека, которого