Тайны древних цивилизаций. Том 1. Сборник статей
Эсхила рассказывают, что писал он только тогда, когда был вдохновлен импульсом и силой Диониса; часто то, что изливалось из его души, пугало его, заставая врасплох. Эсхил был настолько погружен в Мистерии, в получаемые через них познания и мудрость, что загадочной и таинственной была не только его жизнь, но и смерть. Казалось, что в коллегиях жрецов все желали, чтобы он замолчал, перестал писать о сокровенном.
Столь сильным было его вдохновение и его способность проникать в глубокие таинства существования, что он открывал величайшие сокровенные истины, рассказывать о которых в рамках театрального действия, не искажая и не профанируя их, многие считали невозможным. В любом случае, большинство публики было не готово воспринять то глубокое содержание, которое передавалось таким способом.
Главным для автора является руководящий им принцип – вдохновение. Без вдохновения, без контакта с высшей Идеей, или Архетипом, невозможно создать не только театральное произведение, но и любое произведение искусства.
В греческом театре зрители не были простыми наблюдателями, сидящими на каменных трибунах. В эпоху, когда зарождались великие театральные представления, люди начинали смотреть пьесу на восходе солнца и заканчивали на закате (с небольшими перерывами). Но все это время зрители лишь формально оставались на своих местах – на самом деле они были на сцене, жили жизнью персонажей. Как говорил Аристотель, публику переносили в иной мир великие чувства страха и сострадания. Речь идет не об обычном ощущении страха. Это особое состояние рождалось, когда зритель проникался судьбой персонажа. Он боялся за него и одновременно за себя. Он страшился тех последствий, которые могут возникнуть, когда из-за собственного неведения, по собственной глупости человек нарушает неумолимые законы природы. Человек боялся реакции Судьбы на нарушение универсального порядка и гармонии. Именно благодаря этому чувству страха зрители более глубоко осознавали собственные ошибки, а также свои обязательства и ответственность за все, что происходит с ними и вокруг них. Они проявляли искреннее соучастие и сочувствие к великим героям, к тем, кто умеет проходить испытания с гораздо большим достоинством и благородством, чем они сами. Это было священное сострадание, благодаря которому зрители разделяли с персонажами добро и зло, радости и переживания. Они понимали, что каждое существо, начиная с богов и кончая человеком, переживает трудности и ситуации жизненного выбора, которые больше, чем всех остальных, мучают именно людей: это момент, когда приходится выбирать между человеческим и божественным. Зритель испытывал сострадание к персонажу и к самому себе, и в нем пробуждался удивительный процесс катарсиса, внутреннего очищения.
Актеры полностью жили инициатическим театром, каждый из них входил в роль так, словно она была создана для него. В течение представления актер несколько раз менял костюмы, маски, голос. Он играл разных персонажей одновременно.