День назначенной смерти. Алексей Макеев
о себе повествовала расплывчато: кто такая, где работает, возможно, она и говорила, но в голове абсолютно не осело. Звать Наташа, вроде бы приезжая, снимает квартиру, засиделась у подруги, побежала к ресторану ловить такси… Только сейчас он начинает понимать, что вела она себя довольно странно. Они не шли по освещенным улицам, где даже в поздние часы плотное движение, а первые этажи зданий отданы неоновому капитализму. Наташа уводила его в какие-то переулки и подворотни, уверяя, что так ближе. Кравцов не возражал. Хулиганов не было, перевелись в эту ночь на земле хулиганы. Может, так и надо. Может, она стесняется… В темном закоулке он обнял ее за плечи, повернул к себе, поцеловал. И зажмурился, ожидая немедленной порки. Женщина негромко засмеялась. Ее глаза блестели. Кравцов поплыл по волнам блаженства… А дальше было как в кино. Первое время он еще ориентировался в нагромождениях домов, узких улочках с разбитыми фонарями, подсознательно подмечая, что идут они параллельно улице Вертковской. Но вскоре свернули и угодили в самый рассадник деревянных двухэтажных домов, построенных еще в сороковые годы прошлого века для рабочих эвакуированных заводов. В этих лабиринтах и днем несложно заблудиться, было бы желание. А желанием Кравцова обеспечили надежно. «Извини, но я здесь живу, – прошептала Наташа, целуя его горячими губами. – На более приличный район не хватает денег… Не зайдешь ко мне на чашку чая?» Она еще спрашивает! Он зашел бы даже на чашку уксуса! В голове творилось что-то беспорядочное. Эта женщина легко и просто делала из него идиота. В глазах двоилось, он не помнил, как вошли в барак. В голове отложилась облупленная лестница, пыльное недоразумение в плафоне, освещающее исключительно себя, поворот налево, поворот направо (или наоборот?), допотопная деревянная дверь, в которую Наташа вставляла ключ. Он дрожал от нетерпения, был близок к самовозгоранию, не догадываясь, что приставка «само» здесь неуместна, а причиной возгорания стал поджог…
Как-то аврально проходила эта ночь – словно отчитываться предстояло перед начальством. Никогда Кравцов не отмечал за собой склонностей к сексуальному гигантизму. Семейная жизнь вообще такому не способствует (жена Альбина легко бы отхватила первый приз на конкурсе «Мисс фригидность»). А в эту ночь как плотину прорвало! Он выступил в полной красе. Незнакомка притягивала сильнейшим магнитным полем. Ее глаза блестели в темноте, упругое тело послушно изгибалось и вилось вокруг Кравцова. Откуда у нее такой сексуальный опыт? Лучше не думать. Ночь текла без электрического света. Из всей обстановки он запомнил лишь забавно скрипящую кровать, угол древнего буфета, криворукий тополь в полумгле за квадратом окна, да источающие волшебное мерцание огромные глаза напротив. Даже в душ Кравцов не ходил, да и был ли душ в этом странном доме? Здесь, наверное, по старинке моются в тазике на кухне…
Сказка завершилась, прямо скажем, не очень. Волшебная ночь пролетела как в тумане. «Тебе пора, любимый, – сказали ему на ухо. – Беги к жене, созвонимся».