Декамерон по-русски. Елена Логунова
трясущимися руками помогла ему застегнуть запонки на манжетах свежей белой сорочки, поправила узел галстука под воротником, поцеловала в лоб и перекрестила.
Изящный, как испанский тореадор, Сева грациозно перевесил с плечиков на себя кашемировое полупальто, втиснул высокое чело в плюшевую кепку, зашнуровал кожаные туфли и подхватил с трюмо замшевые перчатки.
– Я готов, – высокомерно сообщил он, брезгливо кривя породистый профиль.
– Я думаю, обойдемся без наручников? – посоветовался с коллегой Голубовский, иронично поглядев на благообразного придурка, отправляющегося в казенный дом при полном параде.
– Ясен пень! – согласно хмыкнул Тугриков.
Под тихие и безнадежные причитания убитой горем Нонны Игоревны опера и подконвойный Полонский вышли из квартиры и затопали вниз по лестнице.
Впереди, развернув плечи свободно и гордо, как вольнонаемный атлант, легким шагом человека, не обремененного укорами совести, шагал красавец Всеволод. Он тихо насвистывал арию тореадора из оперы «Кармен». Малообразованный в музыкальном плане Коля Тугриков расхожий мотив не узнал, но задорное настроение оценил и уважительно шепнул Пете Голубовскому:
– А парнишка-то фасонистый!
Голубовский, также впечатленный демонстрацией столь редкой силы духа, только прищелкнул языком и тоже расправил плечи, дабы не посрамить и соответствовать.
Опера не могли знать, что фасон за Севу в данный момент держит эффективное средство иностранной фармацевтической промышленности, прописанное доктором Нонне Игоревне Полонской, страдающей тяжелой формой артрита. Любящая маменька с вечера напичкала побитого Севу таблетками, от которых он стал легким и веселым, как наполненный гелием воздушный шар. При этом могучий разум штатного креатора рекламного агентства «МБС» ничуть не затуманился и работал, как кремлевские куранты, только бесшумно.
Небрежно помахивая зажатыми в кулаке перчатками, Полонский легчайшей поступью человека, превентивно истребившего всякую угрозу здоровью своего опорно-двигательного аппарата, спускался по ступенькам и сосредоточенно думал о побеге из-под конвоя. Подходящий случай представился ему сразу за бронированной дверью подъезда.
Случай имел малосимпатичный вид облезлого уличного кота невзрачной темной масти, идеальной для маскировки на асфальте и грязном бетоне. Кот, не имеющий ни имени, ни дома, устроился на ночлег прямо на ступеньке крыльца. Открывшаяся металлическая дверь его не потревожила, потому что нечувствительно прошла выше, над насупленной усатой-полосатой башкой, а вот легконогий Сева неожиданно для себя и для придремавшего матроскина вступил в плотный контакт с протяженным кошачьим телом. Он запнулся, ругнулся и кубарем покатился с высокого крыльца.
– Мь-мя-а-а-а! – во всю глотку взвыло оскорбленное животное, вынужденно улетая с крыльца во двор по низкой дуге.
– Шмульсоны! – знакомым голосом возмущенно взревел домофон. – Божьи одуваны! Уймите свою