Женский ликбез. Доктор Нонна
и его, и он проецировал эту картину на отношения с Кларой. Мама в очередной раз спасла ее, хотя сама об этом и не знала.
Весной сорок пятого, когда об окончании войны еще не объявили, родители засобирались домой… Но не в Белоруссию, как думали отец и Клара. Однажды мать сказала:
– Мы теперь будем жить в Ленинграде у сестры Манечки.
– А как же дом? – засомневался муж.
– А есть ли дом, Яков? Что осталось от Минска? Там погибли мои дети. Мне будет невыносимо помнить – здесь учился Илья, а здесь Гришенька играл… Нет! Переберемся в Ленинград, а после ты поедешь искать Иосю и Петеньку.
Глава 6
Больше к этой теме не возвращались. И снова перед ними товарные вагоны, раненые, калеки, солдатики, которым едва исполнилось девятнадцать лет…
В эвакуации их пугали описаниями блокадного разрушенного города. Но, оказавшись в Ленинграде, они увидели все же не мертвый город, а город, который сумел выжить в годину испытаний, ленинградцы сохранили его, заплатив, как и при возведении «стольного града», дорогую цену. Водопровод работал. Его как-то поддерживали – он был глубоко закопан. Не было отопления, поэтому трубы в домах полопались зимой 1941/42 года, но их потом, к следующей зиме, починили. За водой на Неву ходили далеко не все – в городе работали колонки от этого самого водопровода. Не у всех была канализация в самой квартире, но где-то недалеко непременно была. И свет был. И трамваи ходили. Мыться можно дома, если нагреть воду. А вот с дровами было туговато, поэтому топить печки начинали только к декабрю – чтобы хватило. Это рассказал Фаине дворник дядя Митя, узнавший ее, потому что они с сестрой были очень похожи.
– А Манечка ваша – герой. И своих спасла, и чужих деток подкармливала, когда соседка карточки потеряла.
Они поднялись на второй этаж старинного здания на Херсонской. Фаина нажала на звонок, потом подумала, что он не работает, и стала стучать в дверь. Открыла тетя Маня не сразу. От голода она еле передвигала ноги. То, что они увидели, поразило Клару.
В квартире, где жила тетя Маня (ее муж до войны был директором универмага), не осталось ничего, кроме кровати… Старинная мебель была сломана, ею тетя топила «буржуйку». Книг, которых раньше было великое множество, тоже не осталось.
Сама тетя Маня усохла, руки плетьми висели вдоль тела, платье мешком болталось на худых плечах. Тетя Маня держалась за стену, ее шатало от голода. А из прежнего внешнего облика она сохранила только небесной голубизны сияющие глаза. От ее мужа Арона не было никаких весточек уже два года. Истощенные дети-старички сидели на той же единственной кровати и настороженно смотрели на родственников, которых не очень помнили: Зойке было уже двенадцать лет, а Мишеньке – восемь.
– Почему ты не эвакуировалась с детьми, Маша? – спросила Фаина.
– У меня сил не было выйти из дома. Да и, слава богу, все закончилось…
Фаина быстро кинула узлы на пол. Пошла на кухню и принялась варить суп. Хорошо, что она привезла продукты: крупу, картошку, черствый хлеб, тушенку…
Из