КГБ-рок. Владимир Козлов
окном. Напротив – Осипович, Юрченко и Кузьмин, все с сигаретами в зубах. Юрченко изредка делал пометки в блокноте.
– Подошел, короче. Смотрю – все в черных рубашках, повязки фашистские. Я спрашиваю: кто вы такие, в чем дело? Они – ноль реакции, продолжают там что-то орать про Гитлера. Ну, вы ж понимаете – что я один сделаю против них?
– Понимаем, – сказал Юрченко. – И что потом?
– Ничего. Разошлись они. А я вернулся в отделение и доложил начальству. Все, я могу идти?
– Нет, не все, – сказал Кузьмин. – Я чё-то ни хера пока не понял. Во время твоего дежурства происходит фашистская манифестация. Ты подходишь, смотришь на них, как целочка после седьмого аборта, а они продолжают свою фашистскую херотень. Потом они также спокойно расходятся, а ты все стоишь, как дебил. Правильно?
– Вот только оскорблять, пожалуйста, не надо, товарищ…
– Капитан, – подсказал Кузьмин.
– Да, не надо оскорблять, товарищ капитан. Антисоветская деятельность – это по вашей части. Мое дело – следить за общественным порядком…
– То есть ты хочешь сказать, что они не нарушали общественный порядок? Орали «Хайль Гитлер» в двух шагах от Кремля и при этом не нарушали общественный порядок? Проснись, сержант, – ты обосрался!
– Почему вы не попытались никого задержать, когда они начали расходиться? – спросил Юрченко. – Хотя бы одного. Это было так сложно?
– Ну, это… Короче, я не сразу сообразил. Я ж говорю: я подошел, они еще немного покричали, бросили листовки – и резко разошлись…
– Все ясно, – Юрченко взял со стола мятую листовку, посмотрел на нее.
Дверь открылась. В комнату вошел начальник отделения – полный, усатый, в кителе с погонами майора.
– Я могу идти? – спросил сержант.
– Да, – ответил Юрченко.
Сержант вышел, закрыл дверь. Майор подошел к окну, оперся на подоконник, посмотрел на окна дома напротив. Отвернулся, снял фуражку, поскреб лысину.
– Зубов у нас человек новый, но он – сотрудник старательный.
– Только почему этот ваш старательный сотрудник не попытался задержать участников фашистской манифестации? – спросил Кузьмин.
– Растерялся человек. Не каждый день ему с такими ситуациями приходится дело иметь.
– Что значит – растерялся? – спросил Кузьмин. – Что вы здесь вообще развели за бардак? Что за молодежь в сквере трется, у памятника? Посмотри, как они выглядят! Если уж они – не антисоветский элемент, то я уже вообще ни в чем ни хера не понимаю.
– Обычные пацаны и девчонки. Они ничего не нарушают, и задерживать их не за что.
– А за внешний вид?
– Если всех таких, как они, задерживать, то у милиции больше времени ни на что не останется. У вас много лишнего времени – вы и задерживайте. Ко мне еще вопросы есть?
Кагэбэшники молчали.
Майор вышел из комнаты.
– Слышал про нас по «голосам»? – спросил Андрей – парень, руководивший акцией у памятника Пушкину. Он и Влад, тоже участник акции, шли по Крымскому мосту.
– Еще