Люди шторма. Сергей Зверев
е небо то и дело расчерчивалось пронзительными голубыми зигзагами. Ледяная вода окатывала валом, накрывая судовые надстройки. Даже ходовая рубка – и та то и дело оказывалась под водой. Трещала обшивка, скрежетало железо переборок. Двигатель захлебывался от перенапряжения, его глухая пульсация постепенно замедлялась. Теперь «Астрахань» дрейфовала под ветер, лишь время от времени подрабатывая машиной.
Незадолго до полуночи случилось непредвиденное: обнаружился небольшой крен на правый бок. Капитан Арсений Алексеевич Горецкий помрачнел: ведь в штормовую погоду последствия любого крена всегда непредсказуемы. Да и «Астрахань» была судном относительно небольшим, класса «река – море»…
Кэп тут же вызвал старпома. Они были дружны уже четырнадцать лет. Как и сам Горецкий, старший помощник Равиль Нигматуллин в прошлом был военным моряком. Начинал в Каспийской флотилии лейтенантом на рейдовом тральщике и служил до тех пор, пока не ушел по сокращению «на гражданку». Равиль был авторитетным и опытным мореманом – именно потому Арсений Алексеевич и взял его на «Астрахань».
– Что будем делать, Равиль? – поинтересовался капитан. – С таким креном и перевернуться недолго.
– Сперва надо бы узнать причину. – Старпом взглянул сквозь остекление ходовой рубки, однако кроме мутноватого света носового прожектора ничего рассмотреть не сумел. – У тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?
– Понятия не имею, что случилось. Только что справлялся в трюме – никакой течи, никаких пробоин. Грузы на месте, ничего не смещено.
И тут откуда-то с палубы послышался несильный металлический удар, за ним еще один, затем – вновь… Теперь удары, то и дело усиливаясь, следовали один за одним регулярно, словно кто-то с настойчивостью дятла стучал по палубе гулкой металлической колотушкой.
– Что это? – насторожился Нигматуллин.
– Спроси что-нибудь полегче, – вздохнул Горецкий. – Стучит-то явно где-то снаружи, а не в трюме…
Выяснить источник странного звука можно было лишь одним способом: выбравшись на палубу. Однако покинуть ходовую рубку в шторм было почти что равносильно самоубийству: гигантские волны могли смести такого смельчака за борт в мгновение ока.
– По морским обычаям, капитан покидает судно последним, – напомнил Горецкий. – Но в случае штормовых форс-мажоров первым ходовую рубку покидает все-таки кэп.
Спустя минут десять капитан, облаченный в прорезиненный костюм и принайтованный длинным шнуром к скобе, с предельной осторожностью выбрался наружу. На груди был прикреплен фонарик, правая рука сжимала пожарный топор – ведь странный предмет, стучавший по палубе, наверняка можно было бы перерубить. Порывистый ветер швырял в лицо холодную соленую воду. Темень стояла кромешная – волны только что вдребезги разнесли носовой прожектор. Голубоватый конус нагрудного фонаря скользнул по надстройке, выхватил клок белоснежной морской пены, тонкими линиями зачернел низкий поручень безопасности.
Продвинувшись к носу судна, Горецкий сразу определил источник странного ритмичного стука. На палубе наискосок лежала обломанная и сбитая штормом стеньга. Размочаленный трос закрутился вокруг поручня замысловатым узлом, не давая волнам смыть тяжелую мачту за борт. Под натиском волн нижний конец стеньги то и дело долбил по палубе, грозя проделать в настиле дыру. В случае даже незначительного изменения курса гигантская волна могла бы бросить эту массивную металлическую конструкцию на остекление ходовой рубки, и тогда последствия были бы катастрофическими.
Закрепив карабин страховочного шнура за поручень, капитан осторожно двинулся по раскачивающейся, словно качели, палубе. И хотя страховочный карабин скользил по поручню легко и надежно, Горецкий шел очень осторожно. Передвигаться приходилось короткими рывками между двумя волнами, а потом стоять, уткнув лицо в грудь, дожидаясь, когда схлынет вода. Топорик теперь только мешал, и кэп заткнул его топорищем за пояс. Луч фонаря хаотично плясал по пенным бурунам, прорезая их причудливым синим светом. Наконец, добравшись до криво лежащей мачты, Горецкий остановился и намертво вцепился обеими руками в ограждение. Дождался, когда очередной вал с шумом перекатит через палубу, быстро перекинул карабин на следующую секцию поручней – так, чтобы шнур не стеснял движений.
И тут сильнейшая волна, налетевшая откуда-то сбоку, опрокинула его на обломок мачты. Разлохмаченный конец металлического троса антенной растяжки впился в прорезиненную материю балахона десятком образовавшихся на нем мелких крючков. Горецкий ухватился двумя руками за длинный конец троса, на котором болталась обломанная поперечная секция крепления антенны, и попытался протолкнуть его в узел. Но тот оказался затянутым крепко.
– А как насчет топора? – прокричал капитан бьющему в лицо ветру и, дождавшись, когда схлынет волна, со всей силы рубанул по тросу острым лезвием.
Удар получился точным и сильным – второго и не потребовалось. Один конец троса, зацепившийся за поручень мертвым узлом, так, правда, и остался висеть, зато теперь можно было, хорошенько поднатужившись, выбросить обломок стеньги за борт.
Присев,