Крылья для демона. Евгений Орлов
не раздевала? – хихикнула Фома.
– Дура! – вспыхнула Дашка, покосилась на Артема, но зацепила бармена – мухи умирали в трех метрах от этого человека.
– Где вы хоть, пляж топчите? Пиво, джин-тоник?
– В ресторане, соска! – Бармен презрительно ухмыльнулся.
– Да ну! – не поверила Фомичева. Поправляет в бюстгальтере сиськи и заворачивается в халатик. Завидует, стерва – ее Алик таскал в шашлычку. Здесь хоть бежать недалеко…
– Смотри, Дуся: «щеколадкам, мармеладкам, мороженком» – ходи потом нараскаряку. – Отомстила Фома. Артем беспокойно обернулся, поймав глаза, кивнул на стул.
– Сейчас, – пообещала Дашка, протараторила в трубу. – Фомочка, я пойду…
– Дуся, недолго! И не пей…
– Хорошо, – перебила Дашка. – Не буду! – Она положила трубку, бросила «спасибо» – слова утонули в рыхлой подушке.
– Пожалуйста, – откорячился бармен.
Артем подлил «желтенького», дождался, пока она усядется.
– Все нормально?
– Угу.
– Маме звонила?
– Подруге.
– Той грудастой, что-ли?
Дашка вспылила.
– Еще у нее ноги от ушей.
Артем хмыкнул, повертел рюмку.
– Ну, эт не главное…
– Да ну! – Дашка покосилась на альбом – белый краешек сиротливо поглядывал из-под стола. – А что вам еще надо?
– Кому это «вам»? – удивился он.
– Тебе, – резанула она, испуганно отвернулась к окну. Под кинотеатром бусинками скатывались парочки, перепрыгивали со ступеньки на ступеньку. Артем пожал плечами.
– Был бы человек – блядей хватает. – Пододвинул бокал. – Будешь?
– Нет.
– Боишься! – он замахнул стопку, закусил хлебным мякишем. Слезящиеся глаза упредили кивок. – Может, так оно и надо – бояться? – Даша оторвалась от стекла, Артем мял пальцами салфетку, пялился на столб. Ар-р… Тем-м…. Воздух задребезжал, налился свинцовой тяжестью, осыпались прошлогодней листвой дурацкие истории, натянутые анекдоты – остался ржавый штырь: гвоздь, нерадиво загнанный по середину, изогнутый вопросом. Дашка положила альбом на колени.
– Ар-тем!.. – позвала она. Ноготь надорвал картон, непослушные губы соврали. – Тём, я не боюсь. – Что еще? Что?.. Дашка, путаясь, попросила. – Расскажи что-нибудь…
Корабли… Артем, пряча глаза, словами превращал серые лоханки в хищников: Угрюмые акулы дремали в мазутной пленке: ядовитый сурик по «шаровой» краске, как разверзнутые раны, железо обтянуло резкие ребра шпангоутов – инвалиды жмутся друг к другу бортами, тянутся решетчатыми мачтами. Сизая копоть мешается с сыростью; скользко грохочут ботинки. Грохочут, грохочут…
– Дашенька, ты не представляешь, как это – десятки тонн под ногами дрожат! – с такими глазами запускают в лужах кораблики. – Махина… Сорок узлов… Душу рвет, орать охота – зубы жмешь, чтоб матросня не засмеяла. – Артем машинально коснулся графина – пусто. Пальцы стиснули салфетку. – Дашка, море это… – он подбирая слова, наморщил лоб. Вдруг махнул