Удар гильотины. Павел Амнуэль
я пить не буду. Можете считать, что я на работе.
Кейсер точно знал, где что лежит. Плоская бутылка «Наполеона» – на верхней полке, рюмки – в левом шкафчике снизу. Он достал две, но одну, встретив недовольный взгляд Манна, поставил на место. Налил себе по самый край – рюмка, впрочем, была небольшая, граммов на пятьдесят – и выпил мелкими глотками.
– Легче? – участливо спросил Манн. – Теперь поставьте на место бутылку, а рюмку помойте, протрите полотенцем и тоже поставьте в шкафчик. Зачем создавать сущности сверх необходимого?
– Какие сущности? – вскинулся Кейсер. – Ах, вы это фигурально…
Прежде чем сделать так, как посоветовал детектив, Кейсер налил себе еще рюмку и выпил залпом.
– Теперь, – сказал Манн, – вы можете, наконец, сказать правду. Хотите, я начну?
– Начните, – согласился Кейсер. – Все равно, то, что происходило на самом деле, вам никогда и в голову не придет. А если расскажу, вы не поверите. Какой же смысл?..
– Тогда прервите меня, если я начну ошибаться. Полагаю, шантажист вам действительно звонил. И с Койпером на вернисаже вы действительно говорили. Но к себе он не звал. «Давайте встретимся в десять, – предложил он, – в кафе "Мендельсон"»…
– «Мендельсон»? Почему «Мендельсон»? – поднял брови Кейсер. – В жизни туда не пойду, и Альберт это прекрасно знал. Он предложил встретиться в кофейне Эккермана. На Дамраке.
– Это уже теплее, – пробормотал Манн. – Продолжайте в том же духе.
– Я… Я действительно был у женщины. Ушел в половине десятого, она обиделась… Неважно. Альберт ждал меня, я рассказал ему о странном звонке. Оказалось, тот же голос звонил и ему. Удивительно, но оба мы подумали о Христиане. Мы не считали его способным на такие выходки, в конце концов, семь лет прошло… Да ведь и сам Христиан сидел в этой лодке, и если шантажировать… В общем, сейчас эта мысль кажется мне нелепой, а тогда на нас обоих будто затмение нашло, мы только о Христиане и говорили, и говорили о картинах, они стали за эти годы какими-то… не другими, и я, и Альберт прекрасно помнили все детали, нам не нужно было мнение экспертов, мы оба видели – Христиан не рисовал новых картин, он выставил те, старые, но теперь картины производили иное впечатление. Они… это действительно были шедевры, в то время как прежде о них можно было сказать: «Замечательно. Дорогие пейзажи. Классная, профессиональная работа». Шедевры? Вряд ли…
– Мы говорили об этом, – продолжал Кейсер, глядя на лежавшие на коленях ладони, время от времени он поднимал взгляд на Манна, будто для того, чтобы убедиться: детектив никуда не исчез, сидит, слушает, не записывает, а запоминает, память у него, значит, хорошая, молодой еще. – У Эккермана закрывают рано, в одиннадцать, и когда нас попросили, мы еще не закончили разговор, я предложил посидеть у него, это недалеко, вы знаете, а ко мне дальше, да и жена…
– Дверь должна была хлопнуть, когда вы входили, – сказал Манн.
– Что? Дверь? Да, есть у нее такое свойство. Но Альберт как-то умел… У него получалось… Больше ни у кого. При чем здесь дверь? Это важно?
– Нет, – сказал