Имена. Часть первая. Лилия Шевченко
роман посвящается всем добрым, честным и порядочным людям от Бога, живущим на Земле.
Некоторым людям лично, так же их коллегам и соратникам, единомышленникам, родственникам и друзьям, я посвящаю свой роман «Имена».
Александру Шестуну и его семье, Кантемиру Карамзину и всем его домашним, Марине Мелеховой и всем, кто рядом с ней, Габышеву Александру, Асхабу Алибекову, Ольге Ли, Светлане Герасимовой и «Народной газете», Лехе Кочегару, Ольге Чередниченко. Надеюсь на озвучку своего романа именно ею. Она, правда, еще об этом пока не знает. И многим, многим другим. Список будет пополняться.
Томящимся в застенках, силы и духа, противостоять злу, которое в любом случае и при всех условиях проиграет и будет уничтожено Добром.
Защитникам Севера и родной земли, несдающимся врагам, и держащим мирную оборону, сильным духом Человекам Шиеса! Люди Добра и Чести с вами всем сердцем, и душой.
Глава первая. Начало.
– Собачка у вас такая миленькая! Такая интересная!
– Да, я и сам…
– А зовут как?
– Меня зовут…
– Да – нет же, собачку вашу, как зовут?
– Да, очень просто зовут. Совсем по – простецки её зовут, мою собачку… А вот меня…
– Миленький собачонок, да как же тебя всё-таки зовут? Или это тайна? Но я вас так понимаю, при нынешнем цветущем воровстве собак.
– О-о-о, да просто собачку зовут. Владимир Ильич – его зовут. Кобелёк.
– Да, вы что?!
– Да-а! Мы его так назвали в честь Владимира Ильича Ленина! А его подружку – сучечку, в честь Надежды Константиновны. У нас малышка – Крупская. Я всегда боготворил и боготворю чету Лениных! Очень редкая порода!
Женщина была настолько поражена, что даже не стала уточнять, кто именно и из какой породы.
– Да-а-а, я вам скажу! У вас необычайно оригинальный подход к чествованию людей. Совсем как-то совсем, называть собак в честь людей. Хотя, если разобраться… Не людей же, в конце концов, называть в честь собак.
– По мне, как бы, не называться и именоваться, лишь бы это было оригинально, свежо и интересно! А то вокруг нас только и слышны в именах и фамилиях одни шаблоны. Сплошная рутина звуков. Всё серо и монотонно, у всех одно и тоже. У людей в именах нет полёта фантазии, разгула мысли и разнузданности страстей! Простите, жить в звуках имени шаблонном совсем неинтересно и для меня не занимательно. Да-с! – с жаром, с пылом седой профессор хотел было уже закончить свой монолог.
– Но, подождите! Причём здесь имена? Совсем не понимаю вас, – его случайная собеседница явно не хотела обрывать разговор и даже резко схватила мужчину за галстук, чтобы удержать.
– Вы, мне просто обязаны сейчас же всё объяснить! Прошу же вас!
И тут же пустила в ход конём всё очарование своих маленьких, подведенных черным карандашом глазок, подкрашенных и ощипанных бровей, подслипшихся ресниц, завитого чубчика и ярко-размазанных губ.
И их сила со страшной силой подействовала на академика, уже почти, вознамерившегося бежать, но он вдруг внезапно остановился. Остановился, чтобы угодить симпатичной даме и дать ей разъяснения.
– Для примеру возьмём вас, голубушка! – произнёс он, беря её под локоток своей ледяной, костлявою рукой.
– Берите, берите, голубчик! – тут же растаяла дама.
– Вот, вы простите, какова по батюшке, позвольте вас спросить? – засопел мужчина ей прямо в ухо. И хоть он был уже немолодой, седеющий и слегка лысеющий, но вполне ещё полноценный для серьёзного разговора, кандидат в лауреаты. Мужчина был подтянут, сухощав, слегка сутуловат и чуть выше среднего роста.
Дама почти неприлично и уже прямо на глазах растаивающая от мужского внимания, слегка поплывшая на алых парусах своих многочисленных, вычитанных в романах «мечт», тут же опомнилась и недовольно вздёрнула своим химическим способом завитым хохолком:
– Что это, вообще значит, какова по батюшке?
От удивления у неё один глаз выпучился сильнее второго и необычней, чем всегда.
Профессор тут же присел, успокаивающе погладил свою собачку, затем вторую. И глядя на свою спутницу снизу вверх, как ему всегда казалось, неотразимо – мужественно, и шумно вздыхая, и томно придыхая, прошипел сквозь свои новые вставные челюсти:
– Да-да, матушка! Каковы вы по батюшке? Как зовут вашего отца? Ваше отчество? Я хочу знать это!
– Да, чтоб вас! Напугали. Отец у меня – Иван! А я Марья. Марь Иванна, значица я!
Профессор так и запрыгал на одном месте.
– Вот, вот, что я про вас и говорил, драгоценная моя! Сплошная серость, убогость мысли, шаблон имён. У всех одно и то же. Жили всю жизнь в деревне, работали, не разгибая спин с рассвета до заката, день и ночь – сутки прочь. Света белого в конце туннеля никогда не видели. Вот вам и доказательство!
Марь Иванна так и онемела. Не зная, что сказать, невнятно