Останкино. Зона проклятых. Артемий Ульянов
лес. Если бы его приближенные понимали немецкий, они бы услышали, что говорил начальник: «Демоны прогневались на меня, Люцифер отвернулся. И немудрено. Мои жертвоприношения стали редкими. В последний раз я принес в жертву какого-то блохастого волка. А ведь они не питаются жизнями тварей, только людскими. Может быть, демоны прогневались на меня, когда увидели этого проклятого волка? Да, так и есть. Надо загладить вину. В полнолуние я должен служить Люциферу мессу. И принести в дар моему Господину жизнь. Это будет дитя. Обязательно дитя!»
В тот момент, когда он решил во что бы то ни стало исполнить ритуал, сверкнула молния, причудливо осветив деревья. Приняв это за добрый знак, Орн схватился за медальон, прося о пощаде и умоляя рогатого вывести его из леса. За остальных он не просил, ведь они были христианами.
Следующая молния полыхнула так ярко, что лошади дернулись, испуганно заржав. Раскат грома, последовавший за ней, будто разорвал само небо. Лошадь Демьяна, протяжно заржав, круто встала на дыбы, вытянувшись почти вертикально. Не удержавшись на задних ногах в склизкой грязи, она с размаху рухнула на спину, подмяв под себя седока. И тут же вскочила вместе с оглушенным опричником, который висел, запутавшись ногой в стремени. Сташка, бывший ближе к Демьяну, пнул своего коня в бока, стараясь поймать под уздцы вскочившую лошадь. Да промахнулся, лишь сильнее испугав животное, бросившееся в темноту, не разбирая дороги. Неся на себе бесчувственного всадника, голова которого билась об землю, лошадь на полном скаку врезалась в густые кусты и остановилась.
Поймав трусливую кобылу, опричники вынули Демьяна из стремени. Опытный Никодим, лишь только ощупал голову товарища, понял: Демьян мертв. Череп его был проломлен.
– Истинно, братцы, лес сей бесовский! Демьяна за боярина забрал, – испуганно крестясь, сказал Стешка.
– Правда твоя! Бесовский, – загудели опричники, садясь в седла.
И лишь Орн ничего не сказал, хотя и обрадовался, что лес забрал эту жизнь. Теперь колдун был уверен: они выберутся из гиблого места. Огнивом Никодим зажег факела, и отряд двинулся дальше, браня смертельную топь и прося заступничества у Богоматери.
Из леса они все-таки вышли. Правда, не все… Их главный кошмар этой ночи был еще впереди.
ПОВЕСТВОВАНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Над Оптиной пустынью раскинулся весенний вечер. Его прохлада напоминала о том, что зима покинула этот край совсем недавно, чтоб вскоре вновь вернуться к его обитателям. Братия, призванная прозрачным колокольным звоном, стекалась на вечернюю службу со всех пределов обители. Черные рясы монахов скрывали радости и горести прошлого, не позволяя им отвлекать священников от новой жизни. Некоторые из них так лихо прожили девяностые, что только под рясой и можно было спрятать отголоски тех лет.
Казалось бы, монашеское одеяние просто создано для того, чтобы уничтожать индивидуальность, превращая людей в безликую толпу. Но если присмотреться внимательнее, то оказывается, что