Останкино. Зона проклятых. Артемий Ульянов
страх и отчаяние овладели им. Теперь он был не просто рабом, а рабом беглым. И будто даже почувствовал железную хватку кандалов, которые цепко схватят его за ноги, когда он пойдет на виселицу.
– Пошто смерти мне не дала? Теперь меня пытать станут, поелику я беглец, – сокрушенно простонал он. – Беглец я. А воли… Воли на то моей не было! Зазря сгину, невинный? – прокричал он искривленным ртом, рыдая навзрыд.
И вдруг – осекся. Смутная догадка тихонько подкралась к нему, обдав сзади тревожным, липким дыханием. Он уже понял, что с ним происходит что-то невероятное. Не понял только, что именно. Мгновение спустя недоверчиво глянул на Пелагею, растерянно приоткрыв рот. Медленно, боясь убедиться в невероятном, Прошка протянул руку к ребрам, едва дотронувшись до них. Боли не было! Словно не было и кнута.
– Поди, я спал и мне причудилось? – еле слышно спросил он у старухи.
– Ведь так и сгинешь в греховном своем неверии! – сердито вскричала она. – На колени! В ноги кланяйся Всевышнему Господу нашему! Чудо Божие тебе дано, да в награду за послушание. Не смей осквернять милостыню Господню, червь! – вопила Пелагея, обнажив редкие желтые зубы и воздев руки к небу, словно призывая справедливую кару обрушиться на пахаря, принявшего свое чудесное исцеление за сон.
Проворно встав на колени, Прохор стал бить поклоны, шевеля губами в какой-то молитве, известной ему одному. Молясь и кланяясь, он украдкой щупал себя, все еще не веря в чудо. Усердно помолившись, он поднялся с колен и стал осматривать себя, изредка бросая затравленный взгляд на свою спасительницу.
– Слепец безверный! Истинно говорю тебе – свершилось над тобою чудо Божие. Узрел? Узрел его, дитя нерадивое? – гневно спросила она его.
– Узрел! – восторженно пролепетал Прошка, испуганно оглядывая свои ребра, на которых вместо смертельной открытой раны виднелись только слабые розоватые полосы. – Узрел, матушка. В Господа нашего верую всем сердцем, да святится имя Его! Да приидет Царствие Его, яко же на небеси… – продолжал он молиться, вновь рухнув на колени.
Так продолжалось более часа. Все это время старуха одобрительно смотрела на исцеленного, изредка крестясь. Когда тот, выбившись из сил, перестал наконец молиться, Пелагея протянула ему икону с ликом Пресвятой Богородицы, сказав:
– Приложись к образу, дитя Божие.
Исполнив веленое, Прошка уселся на дубовую кору, еще недавно служившую ему лежанкой.
– Два дня ты здесь, – ответила старушка, уловив в его взгляде вопрос. И тут же добавила: – В деревню не ходи! Не примут они тебя. Не достанет им веры, чтоб чудо Божие узреть.
– Так как же быть-то мне? Куда теперь податься, коль я беглый?
– Схоронись пока в лесу, да не вздумай кому на глаза попасться. А там я все разузнаю. Коли в мертвые запишут – в монастырь тебе дорога. Ты перед Ним, почитай, в неоплатном долгу. Жизнь свою на служение Господу отдай. Так покойнее будет.
Прохор поспешно закивал.
– Ну и добро. Сиди здесь, чтоб ни одна