Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера (сборник). Андрей Шляхов
сняты, снова заволновалась, правда не так сильно, как раньше. Теперь она рыдала, не вставая с дивана, периодически выкрикивая «Дашенька! Девочка моя!» и «Нет!». Вера присела рядом с ней и принялась гладить ее по плечу, приговаривая при этом что-то успокаивающе – ласковое.
– Ее надо госпитализировать, – сказал капитану Данилов. – Куда запрашивать место?
Госпитализация из отделения милиции могла происходить в обычную больницу, если пациент или пациентка были людьми свободными, или же в специальное «режимное» отделение, охраняемое милицией, если госпитализируемые находились под арестом.
– В «закрытое» отделение, – ответил капитан. – До выяснения всех обстоятельств она под арестом. Проскурников, найди сопровождающего…
– Кого я найду в это время?! – возмутился тот. – Скажите…
– Тогда поедешь сам! – оборвал его капитан. – Все, иди!
Глава шестая
Выговор
– Вот……! – Петрович крепко обложил судьбу-злодейку, столь неблагосклонную к нему.
Водителя можно было понять – только вернулся с северо-востока столицы на юго-восток и снова отправляйся обратно. Ярославское шоссе или станция метро «Бабушкинская» – разница небольшая. Все одно – далеко. На другом конце Москвы.
– Давненько я не брал в руки руля! – почти по-гоголевски выразился водитель, включая зажигание. – А что везем?
– Человека! – ответил Данилов.
К сильной головной боли добавилась тяжесть на душе. Так бывало всегда, когда он чувствовал свое бессилие, невозможность помочь, исцелить. Бессилие было чем-то темным, вязким, отвратительным. Оно возникало где-то внутри и пыталось поглотить, нет – не поглотить, а заместить собой все хорошее, светлое, радостное. Бессилие старалось внушить ему мысль о том, что он – никто и от него в этом мире ровным счетом ничего не зависит. В такие минуты Данилов начинал искренне сомневаться в правильности своего выбора и подчас даже жалел о том, что не послушался совета матери и не стал поступать в консерваторию.
Логике душевная боль не поддавалась. Бесполезно было объяснять самому себе, что мертвых не воскресить и что ты тут совершенно ни при чем. Все слова отступали перед рыданиями несчастной матери, доносившимися из салона. Несмотря на то что в машине ехала пациентка, Данилов сел рядом с водителем. Не потому, что хотел оградить себя от неприятного зрелища и рыданий, которые, должно быть, были слышны и снаружи, а потому что не мог чувствовать себя лишним, никчемным, беспомощным. Вера – молодец. Нашла какие-то успокаивающие слова, пыталась пробить ими стену, которую разум матери, не могущей смириться со смертью своего ребенка, воздвиг между собой и окружающим миром.
– Володя, ты бы ее полечил покрепче, что ли? – рискнул высказаться Петрович. – Прямо мочи нет слушать…
– Так можно и до остановки дыхания долечить, – ответил Данилов. – В амбулаторных условиях купирование столь сильного стресса не производится. К тому же…
Он хотел добавить еще пару соображений, но вместо этого оборвал себя на полуслове и стал смотреть