Через Западный океан. Валентин Пронин
и престарелого отца. Чекко и Ренцо вернулись в мастерскую Пьетро Пинетти, с усердием продолжая постигать искусство рисования географических карт.
Прошло много времени. Ренцо не раз слышал от хозяина и его гостей о хлопотах мессера Коломбо, упорно предлагавшего возглавить флотилию для преодоления океана в западном направлении. Он продолжал убеждать разных именитых особ, что с их помощью сумеет открыть неизведанные пути к берегам империи Катай, островов Ципанго, где жители покрывают крыши домов золотом, и найдет сказочно богатую Индию. Коломбо снова обращался в генуэзский сенат. Ему отказали так же безоговорочно, как и в первый раз.
– Вот надменные, тупоголовые ослы! – возмущался, саркастически усмехаясь, Чекко, когда они с Ренцо обсуждали отказ сенаторов в помощи этому выдающемуся человеку.
За столом у синьора Пьетро Пинетти, когда собирались его друзья-картографы, споры о напрасных хлопотах мессера Коломбо не утихали до поздней ночи.
– Теперь он отправился в Испанию, – говорил с иронией Козальо. – Однако это еще более безнадежное обращение, чем к генуэзским сенаторам, английским лордам или к португальскому королю. Более несговорчивых, самодовольных и жестоких государей, а таковы, по слухам, Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская, не найдешь во всем свете. Они и обвенчались только из сугубо политических причин, без какой-либо личной приязни… я уж не говорю о хоть малейшем чувстве любви. Хотя королева Изабелла – златоволосая Исабель, как называют ее испанцы, – на редкость красивая и умная женщина.
– Вообще-то короли не часто женятся по любви, – засмеялся Пинетти. – Обычно им недоступна такая роскошь. Это не для них. Во главе всего в королевских браках династические споры или, наоборот, объединения для увеличения государств. Влияние нежных чувств тут на последнем месте. Однако короли и королевы возмещают потом супружескую холодность множеством любовниц и любовников прямо при собственном дворе.
– Право, не зря насмешливые разговоры о всемилостивейших монархах допускаются среди граждан свободной республики, не в пример запуганным и угнетенным подданным королей. Никто не стесняется и не боится изложить любое мнение о власти предержащих, – произнес Эсальтато с гордым видом. – Говори что хочешь, о ком хочешь. Никто тебя не тронет. Если, конечно, речь не идет о кощунственном осуждении святой католической веры… вот тогда…
– Да уж, тогда в нашей свободной республике Генове Великолепной так же легко угодить в темницу или на костер, как в Риме или в Мадриде, – не без язвительности заметил Козальо.
– Кстати, о Мадриде или, вернее, о Кордове, бывшей столице мавров, где сейчас находится испанский королевский двор. Пока война с маврами не завершилась, порядки и этикет там настолько строги, а обиход настолько скуден, по сравнению с другими дворами, что вряд ли нашему дорогому Кристофоро Коломбо удастся уговорить короля с королевой дать денег для плавания, – сказал Эсальтато.
– Когда его брат Бартоломео приезжал в Геную