Через Западный океан. Валентин Пронин
губы дудочкой, черноволосый красавчик в заношенной, как у него самого, одежде и стоптанных башмаках.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся издававший приятный свист юноша. – Что, братец, забавно? Я еще умею передразнивать малиновку, дрозда и сороку… Даже соловья пытаюсь изобразить, но это трудно. Я с детства жил в разъездном балагане… тоже ведь, как и ты, сирота. Вот и пришлось выучиться петь, танцевать, издавать мычание, лай, мяуканье да свист разных птиц, чтобы веселить толпу. Надо было как-то зарабатывать на пропитание.
Ренцо даже рот разинул, когда, расставив руки и ноги, Чекко неожиданно прокатился перед ним колесом.
– Вот так ловкач ты оказался!
– Это еще что! – ответил на восхищение Ренцо случайный приятель. – Я умею балансировать на конце скамьи, поставленной только на две ножки, и ходить по тонкому канату, растянутому между двумя высокими повозками прямо над головами зевак.
– Так ты настоящий артист… – искренно удивился Ренцо. – Вот с каким искусником пришлось повстречаться! А я еще тебя ударил… эх!
– Ладно, позабыли про это приключение. – Чекко беспечно отмахнулся. – Зато у тебя руки как из железа. Сколько ты живешь на свете?
– Чего? – не понял, довольно замедленно соображавший ученик серебряника.
– Сколько тебе лет?
– А… вот-вот будет четырнадцать.
– Ты еще мелюзга. Мне уж шестнадцать. В школе при церкви грамоте учился?
– Да, целых три года. А потом только меня отдали в мастерскую к Мадини. Читаю и пишу я прилично. Ну а ты по годам готов в моряки или в солдаты. – Ренцо сказал это не без почтительности, ибо в Генуе после пятнадцати лет человек считался вполне взрослым. Не говоря о девушках: тех отдавали замуж в четырнадцать лет, иногда и в двенадцать.
– А скажи, малыш, не пробовал ли ты рисовать? Дело касается того, что я около двух лет как бросил выступать в балаганах. Я ученик художника. Как тебе понравится такое дело?
– Но я-то не могу писать красками. Однако изобразить грифелем контур для будущего литья или чеканки по серебру меня научили.
– О, это очень кстати! – обрадовался Чекко и хлопнул Ренцо по плечу. – Отведу-ка я тебя к своему синьору Пьетро Пинетти. Он замечательный умелец по письму красками. Когда-то синьор Пьетро рисовал портреты купцов, начальников военных галер и даже сенаторов. Но нынче маэстро оставил свою прежнюю работу. Сейчас растет спрос на другое искусство. И он стал одним из лучших картографов Италии, кроме таких, например, как Джованни Эсальтато, Кристофоро Коломбо… это генуэзцы… или великий флорентиец Паоло Тосканелли. О, это высокоодаренный, Богом отмеченный картограф! Наверно, он бы мог писать портреты богачей и епископов. Но теперь художники больше нужны для сотен морских капитанов. Пошли со мной, Ренцо. Я отведу тебя к синьору Пинетти, и ты станешь одним из его учеников.
– А если я ему не понравлюсь? Если он найдет, что у меня нет способностей для такого тонкого дела?
– Глупости! Ты уже владеешь