Королева ничего. Холли Блэк
что убила своего мужа. Я невольно с тревогой вспоминаю Мадока, склонившегося над тремя испуганно плачущими девчонками, родителей которых он только что зарезал. Мадок стоит, и на лице у него написано такое удивление, будто случившееся стало для него полной неожиданностью, и он сам не ожидал, что дело может зайти так далеко. Интересно, не испытывает ли Тарин сейчас точно такое же чувство?
Да, я знаю, что сама выросла даже более похожей на Мадока, чем мне хотелось бы, но он и Тарин? Никогда бы не подумала, что между ними тоже может быть столько общего.
– И мне нужно, чтобы ты прикинулась мной, – заканчивает Тарин, ничуть не беспокоясь о том, что бестактно предлагать тот же трюк, который позволил Мадоку уйти, уведя с собой половину армии Кардана, тот же самый трюк, вынудивший меня согласиться с планом, что обрек меня на изгнание. – Всего на несколько часов.
– Почему? – начинаю я и тут же понимаю, что выражаюсь недостаточно ясно, и сразу вношу поправку: – Это не насчет того, чтобы притворяться тобой. Я спрашиваю, почему ты его убила?
Она вздыхает, затем переводит взгляд в сторону входной двери.
– Пойдем внутрь, и я расскажу тебе. Все-все расскажу. Пожалуйста, пойдем, Джуд.
Я вынуждена неохотно признать, что кроме как назад в квартиру мне идти-то и некуда. К Брайерну я идти не хочу. Хочу вернуться домой и лечь в свою постель. И как бы я ни была измотана, не могу отрицать того, что перспектива тайком вернуться в Эльфхейм под видом Тарин кажется мне волнующей и привлекательной. От одной только мысли, что я смогу оказаться там и вновь увидеть Кардана, мое сердце начинает учащенно биться в груди.
Но эти свои мысли я, разумеется, никому не открою. Пусть это глупые мысли, но они мои и моими останутся.
В квартире я застаю Хизер и Виви стоящими на кухне, в уголке, рядом с кофейником. Они увлеченно разговаривают о чем-то, и я не хочу мешать их беседе. Хорошо уже то, что они вообще общаются друг с другом. Хоть одна приятная новость. Я прохожу в комнату Оука, где в нижнем ящике комода сложено кое-что из моей одежды. Тарин входит следом, хмурится.
– Пойду душ приму, – говорю я ей. – И мазью раны смажу. А ты завари мне на кухне волшебный целительный чай из тысячелистника. Вымоюсь, выпью чаю и тогда буду готова слушать твои признания.
– Давай помогу тебе раздеться, – предлагает Тарин и добавляет, когда я качаю головой, пытаясь отказаться: – У тебя же нет ни горничной, ни оруженосца.
– И оружия, которое нужно чистить, тоже нет, – отвечаю я, но не сопротивляюсь, когда Тарин начинает осторожно меня раздевать. Одежда задубела, пропитавшись кровью, и я время от времени морщусь от боли, когда Тарин приходится сильнее потянуть ее. Оставшись обнаженной, я могу разглядеть раны – покрасневшие, опухшие, все еще слегка кровоточащие. Подозреваю, что свой нож Грима Мог держала далеко не в той чистоте, к которой привыкла я в обращении с оружием.
Тарин включает душ, регулирует напор и температуру воды, потом помогает мне забраться через бортик ванны и встать под теплые струи. Поскольку мы с Тарин сестры,