Земля войны. Юлия Латынина
и белокурый, сев в машину, сказал Морису:
– Поехали за лавэ. В темпе.
Морис, разумеется, понимал, что деньги причитаются с него. Во-первых, это он был устроителем банкета. Во-вторых, как-то так всегда получалось, что деньги брали именно с него. Но больше всего его изумляло другое.
– А вы… кто… собственно? – спросил Морис.
Тевтон рассмеялся.
– А я, собственно, виновник торжества. Меня зовут Раджаб. И если ты когда-нибудь назовешь меня по-другому, я тебе глаза на жопу натяну и моргать заставлю. Понял?
Хаген Адриан Мария Хазенштайн родился в маленьком горном селе, которое называлось Мюнхен и было расположено в сорока километрах от Бештоя.
Это было одно из двух чисто немецких сел, находившихся между хребтами Алатау и Яналык. Немецкие колонисты были поселены там в середине 19-го века, дабы приучить диких горцев к порядку и единообразию, а буде возможность – обратить их в христианскую веру. Село состояло из аккуратных домиков с красными черепичными крышами и каменной лютернской киркой на главной площади. В 1944-м году оба села были высланы в Казахстан за компанию с чеченцами, и бабушка Хагена рожала его отца в теплушке с двумя чеченками-повитухами. Когда она умерла при родах, одна из чеченок выкормила дитя.
В 57-м немцы вернулись назад. Они нашли свое село занятым – в домики с черепичными крышами заселились аварцы, ногайцы и греки. Хазенштайн-старший взошел на порог своего дома, который достался ему от деда и прадеда, посмотрел на черноволосых детей, играющих с кошкой, сел и заплакал. Кто-то тронул его за плечо, и, обернувшись, Адриан Хазенштайн увидел за собой высокого худого старика в барашковой шапке и с крючковатым посохом в руке.
– Тебе не стоит беспокоиться, – сказал старик, – это ваши дома, и вы будете в них жить. Клянусь Аллахом, нет преступления страшнее, чем отнять у человека дом, где жили его предки.
Горцы выполнили свое обещание: они ушли из немецкого села, как они ушли из чеченских сел, занятых новыми жильцами по приказу советской власти. Никто не покусился на чужой кров, а спустя немного времени на противоположном склоне горы, в десяти километрах от Мюнхена, выросло село-побратим, основанное теми, кто вернул дома их хозяевам.
Ничего не изменилось в селе Мюнхен: все так же блестело оно красными черепичными крышами, и коровы, выгоняемые по утрам на пастбище, все также звенели силезскими колокольчиками, и учительница в школе говорила с учениками начальных классов на языке Шиллера и Гёте. Вот только каменная лютеранская кирка на главной площади навсегда осталась мечетью, и у новорожденных детей, помимо официального, в паспорте записанного имени, все чаще появлялось еще одно, домашнее. Например, Хаген – и Раджаб.
Маленький Хаген Адриан Мария Хазенштайн рос в доме, где горцы считались братьями. Он играл с мальчишками из соседних сел – аварского и чеченского, и частенько ему доставалось за его белокурые волосы и не желающую загорать кожу. Кто кричал ему «хъазахъ[6]», а кто «лайСкачать книгу
Незаконнорожденный (