Инферно. Айлин Майлз
то есть мы такого еще не видели, она стояла перед нами и читала настоящие стихи. У нее было немного китайское лицо. Монгольское. Она чем-то напоминала собаку. Знаете, бывают такие маленькие собачки. Наверное, тем, как волосы обрамляли ее лицо, и своими большими очками, и это маленькое личико читает, и ее голос становится глубоким. Похоже было, что она привыкла им пользоваться. Не для того, чтобы говорить, не для того, чтобы преподавать. Она читала нараспев. Как будто она была маленькой некрасивой церковкой. Мне казалось, что она некрасивая. Женщина может быть такой неряшливой, такой мрачной. Но это было здорово. Вот, это поэт. Одно ее стихотворение было о Нью-Йорке, о зданиях и о том, как несчастна она там была. «Между многоквартирными домами Нижнего Ист-Сайда небо как платок, в который высморкались». Облака полны соплей. Что за мысль. Стихи некрасивой женщины.
Тебе она нравится, Лина, спросила Арлин. Я изобразила голос Мардж: «Между многоквартирными домами Нижнего Ист-Сайда небо как платок, в который высморкались».
Ой, я совсем забыла, что ты поэт, сказала Арлин. Да, так и есть.
Туда-сюда
Ну, если ты правда думаешь, что мы можем просто поужинать с ними. Ага, ответила Рита, глаза у нее были стеклянные. Она была в хлам. Она кивала головой, как игрушечный клоун, как будто на месте ее тонкой шеи была пружинка, она правда была рада, что я согласилась пойти с ней. Значит, в среду вечером. Нарядиться нужно?
Ну, возможно, мы пойдем в какой-нибудь славный ресторанчик. У тебя есть платье? Пьяная, на свидании, я шла по траве в коротком бежевом платье с фиолетовой отделкой. Лет пять назад. Ага, у меня есть платье.
Я не скучала по той жизни. Я была славной гетеросексуальной девушкой. Теперь не была, теперь я ее изображала. Мы собирались пойти на ужин. И хоть мы и договорились, что не обязаны заниматься сексом с этими парнями, я понимала, что, возможно, стану шлюхой.
Мне нравилось, как в колледже можно было просто ничего не делать. Тебе не нужно было решать, поэтесса ты или шлюха или еще кто. Вот что было самым прекрасным в золотую пору учебы в колледже, три года назад. Само собой – читать, писать эссе и так далее тоже было здорово и все такое, но что правда было прекрасно в то время, так это что можно было вдруг взять и решить стать врачом. Такое было чувство. Можно было записаться в Корпус мира. Об этом можно было просто думать. Не обязательно было что-то делать. Не обязательно было что-то менять. Так что это было безопасно. Колледж был как зоопарк, населенный возможностями. Раньше со мной никогда такого не было. Естественно, меня пугало, что настанет момент, когда все это закончится. Я сидела в маленькой закусочной в переулке за ЮМасс (в Бостоне), ела сэндвич, смотрела на рабочих, которые тоже там обедали, и наслаждалась тем, что была частью того, что они видели: сраные детишки из колледжа, которые ни хрена не делают, пока они работают, – и мне страшно нравилось то, что они видели. Я хотела, чтобы так было всегда, и так и вышло, спасибо поэзии.
И вот