Подруги Высоцкого. Юрий Сушко
комплиментом замечательной фирме грамзаписи «Мелодия», ну и Высоцкому тоже, как бы походя.
Бдительные цензоры усердно вслушивались в черновые записи затеянного актерами авантюрного дискоспектакля по сказке Льюиса Кэрролла в поисках двусмысленностей, намеков, иносказаний. Не находили, но чуяли крамолу. И когда тираж альбома был отпечатан и готов к отправке в торговую сеть, попытались опустить шлагбаум.
Но проиграли. И вынуждены были смириться.
– Севка, тащи шампузею!..
Белла Ахмадулина замечала за собой: «…Сразу чувствую талант другого человека. Поэта, артиста… Словно яркая вспышка в глазах, в разуме происходит. И я люблю этот чужой талант. Воспринимаю его как собственную удачу, собственный приз. Он на меня действует, как собственное возвышение… Мне кажется, любовь к таланту другого человека – обязательный признак собственных способностей. И если ты любуешься талантом другого, тебе надо рукой благословляюще махнуть. Это пушкинская черта. Сам состоящий из одной гениальности, как он чувствовал, как любил, как понимал всякий чужой дар!»
Читая и перечитывая «Хижину дяди Тома», юная девочка Белла решила непременно вступиться за бедных, угнетаемых плантаторами негров. В пылкой убежденности в своей правоте она отправила в «Пионерскую правду» свои гневные стихи.
Какое счастье, что в газете тогда трудилась чуткая и толковая журналистка, которая тут же ответила Белле: «Девочка, я чувствую, ты очень добрая. Но оглянись вокруг, и ты увидишь, что жалеть можно не только негров». Добрая девочка запомнила фамилию этой женщины – Сидорова. Спустя много лет они встретились. «Я была весьма и весьма взрослая, – грустно улыбалась Ахмадулина. – Вспоминали ту переписку и так смеялись! Но она написала правильно: «Оглянись вокруг. Жалеть-то следует всех».
Кстати, именно «Пионерка» первой напечатала ее первые стихи. Правда, не о неграх. Хотя писала ужасно, но, признавалась Белла, «влекло». Только вот почему? Ведь расположения, особой духовной среды, по сути, не было. Если, конечно, не считать бабушкиных ежевечерних чтений. «У меня, – с нескрываемым восхищением вспоминала Белла, – была замечательная бабушка, Надежда Митрофановна. Слыла слабоумной (как и я, впрочем)… Бабушка восхищалась мною непрестанно. Что бы ни случилось со мной, уж никому я не покажусь столь прекрасной и посильной для зрения».
…Однажды зимним вечером серединного года 70-х прошлого века в мастерской художника Бориса Мессерера на 6-м этаже на Поварской (тогда еще Воровского, или, как говорили «аборигены», Воровскόй) как-то без всякого особого повода, беспричинно собралось обычное дружеское застолье. Без общих тостов выпивали, кто бледнея, кто краснея от водки, без устали трепались, шалея от собственного вольнодумства, обменивались добрыми новостями, но чаще обидами. Усталый режиссер пытался объяснить поэту, какие сволочи собрались в Госкино, но слышал встречные резоны: «Ты посмотрел бы на тех монстров, которые засели в Союзе писателей и в Главлите…» Спор завершался безжалостным приговором хозяина мастерской: «Всё! Пошли бы вы, ребята, в выставком!..»
В