Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка. Михаил Черейский
что не нужно нам гулять или идти из школы вместе на виду у всех, хотя никогда не говорили об этом. Вот дома у нас или у них мы с удовольствием вместе делали уроки, читали, смотрели диафильмы и предавались другим невинным удовольствиям. Спустя много лет доктор Шапиро, к тому времени демобилизовавшийся из армии и преподававший в мединституте где-то в Сибири, заходил к нам в Ленинграде в гости и рассказывал, что Мариночка учится на врача в том же институте, где он работает.
Поселили нас сначала в домике типа КЩ – каркаснощитовой, хотя многие расшифровывали эту аббревиатуру как “каркасно-щелевой”. Домик был из трех комнаток с прихожей-тамбуром – и все, ни кухни, ни туалета. Две комнатки были наши, а в третью все время подселяли на несколько дней командированных офицеров, которым не хватило места в гарнизонной гостинице. Маме с папой это очень не нравилось, но на все папины представления по этому поводу начальник КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть) отвечал, что мы же в этом домике временно, вот-вот нам дадут квартиру. Это “вот-вот” продлилось года полтора.
В тамбуре домика стояла чугунная печка с двумя конфорками и круглой железной трубой, выведенной через отверстие в крыше. И крыша эта, и стены домика состояли из темно-серых шиферных плиток. Щели были действительно знатные, и продувало наш КЩ насквозь, пока папа не привез огромные списанные брезентовые чехлы от самолетов. Их разрезали на полотнища и обтянули ими стенки – вот тогда дуть стало поменьше. Для пользования туалетом имелось две возможности: бегом метров сто до соседнего жилого барака, где были теплые туалеты, либо метров двадцать до будки-”скворечника” – естественно, неотапливаемой. Последний вариант зимой был не только крайне неудобен, но и просто опасен. И стометровку по морозу бегать было ой как неохота, приходилось пользоваться… Ну да ладно, лучше я расскажу про воздвиженские зимы и вообще про тамошний климат.
Климат этот на школьных уроках географии называют резко континентальным. Летом жарко и сухо, зимой очень холодно. В январе-феврале морозы обычно стояли в районе тридцати, но доходило и до тридцати пяти, и даже – хотя нечасто – до сорока. Нас, младших школьников, освобождали от занятий начиная с минус тридцати, а ребята в шестом и седьмом классах должны были ходить в школу при любом морозе. Надо сказать, что тридцатиградусный мороз переносился в Воздвиженке легче, чем двадцатиградусный в Ленинграде – благодаря очень сухому воздуху и безветрию. Снега выпадало немного, и в разгар зимы пригорки кое-где бывали почти голыми, виднелась черная земля и пожелтелая трава. Между прочим, когда в тридцатые годы выбирали место для аэродрома, эти климатические особенности принимались во внимание. А то ведь одно из проклятий службы на аэродроме – это необходимость постоянно чистить его зимой от снега.
Летом, как сказано, бывало тепло, а часто и просто жарко, в районе плюс тридцати. Выходцы с Украины, которых в Приморье было очень много (целые села вокруг