Легенды Босфора (сборник). Эльчин Сафарли
максимум десять шагов, а мне уже нестерпимо хочется бежать к ней…
…Наши сердца переплетены ванильно-имбирными нитями, покрытыми румяной корочкой. Наши поцелуи отдают освежающим вкусом тмина, делая чувства жаркими. Наши прикосновения нежны, словно бордовые волокна шафрана. Не допускаем резких движений – все с восточным изяществом…
Встречаемся в укромном парке. Недалеко от центра. В небольшом зеленом мирке распускаются бутоны ароматов. Южные оттенки жасмина, нарцисса смешались с запахом портовой воды. Если внимательно прислушаться, можно различить шипение набегающих волн, едва слышный «вокал» юного чистильщика обуви, напевающего песенку об обманутом султане. Еще до слуха доносится дребезжание пустых бардаков[41], подпрыгивающих на железных подносах суетливых официантов чайханы. Каждый день, дожидаясь Зейнеп в парке, кажется, будто все происходит в первый раз. Такие же глухие удары сердца. Такое же предательское волнение в области живота. Сжимаю в руках букет желтых тюльпанов. Цветы вянут под жаром ладоней…
Вот она идет своей летящей походкой. Шея обмотана сиреневым шелковым шарфиком. Романтично колышется на ласковом ветру. Зейнеп посылает воздушный поцелуй, прикасаясь пухлыми губами к ватным подушечкам пальцев. Нас разделяет максимум десять шагов, а мне уже нестерпимо хочется бежать к ней. Сейчас десять шагов – целая вечность. Вечность, которую с легкостью преодолеваю… Обнимаю, немного приподнимая от земли, будто не желаю разделять свою половинку даже с маленьким кусочком огромной планеты… Она заливисто смеется, как Айдан Шенер в экранизации «Птички певчей»… Прижимается, вдыхает запах моих коротких волос, пропитанных цветением жасмина. Он накануне распустился на набережной Босфора… Кружимся в вальсе любви, наплевав на домыслы окружающих… Упиваемся собственными чувствами. Они так же горячи, как жареные каштаны, продающиеся на каждом углу Стамбула…
Сидим на старой скамейке. Болтаем о чем-то глупом. Зейнеп, замерзший щеночек, зарылась в теплоте моей коричневой куртки. Временами щекочет меня, посмеиваясь над нулевой реакцией любимого. «Неужели не боишься щекотки?! Не зря прозвала мишкой. Толстокожий! Тебя ничем не возьмешь…» – шутливо возмущается Зейнеп. Пошлепывает меня ладошками по груди. «Зато ты – такая худышка. По тебе анатомию изучать!» – отвечаю я, начиная щипать за талию. Зейнеп заливается смехом, визжит. Выбирается из объятий. Обратно прижимаю к себе. Ненасытно целую в губы…
Она утверждает, что наша любовь присыпана имбирем. «Вчера вычислила, что приправа наших чувств – имбирь. У каждой любви есть своя пряность. Ты не знал?! Еще в Индии старые женщины так вычисляли судьбу супружеских союзов. Брали ту или иную пряность, разводили в маленьком количестве настоя фиалки. Натирали пятки спутницы. Если кожа покраснеет, значит, любовь на века.
Если никакого действия, значит, крах союзу. Кстати, проверяла, мои пятки покраснели».
Смеюсь над девичьей наивностью Зейнеп.
Турецкий стакан для чая.