Пасть. Виктор Точинов
зияла рваным провалом, и от него тянулось в сторону что-то длинное, даже на вид неприятно-скользкое; не было правой руки – кисть и остаток запястья с торчащими белыми обломками кости приложены к превращенным в лохмотья остаткам плеча; левая на месте, но из бицепса вырваны, выдраны, выкушены большие куски – вместе с клочьями рубашки и синей куртки.
Следы укусов, следы зубов, повсюду на относительно уцелевших участках тела, – одни неглубокие, цепочки небольших ранок, другие – безжалостные, разорвавшие мышцы и связки на кровавые ошметья… Уцелело лицо – до неузнаваемости искаженное, смятое, перекошенное…
Горянин, парализованный и онемевший, автоматически перевел взгляд с Сашиного лица ближе, на кошмарное месиво, недавно бывшее животом мальчика, – и тут его внезапно и мгновенно, без всяких предупреждающих спазм, вывернуло наизнанку. Желудок и пищевод рвали жесточайшие судороги – и так же рвался и корежился окружавший Дениса Горянина мир.
Все вокруг помутнело и окрасилось в розовый цвет. Согнувшийся, скорчившийся Горянин пытался смотреть в сторону и видел все боковым зрением.
Колыванов полностью сдернул в сторону полотнище и поднял лежавшую тут же охотничью многозарядку «Сайга» – она казалась неуклюжей и толстоствольной пародией на автомат Калашникова. И держал ее Колыванов неуклюже, как будто сей предмет впервые оказался у него в руках. Но движения, при всей неловкости, были вполне уверенны и целенаправленны, словно он без страха и сомнений делал то, что давно решил и хорошо обдумал…
Денис, продолжая сотрясаться в рвотных конвульсиях, понял, что надо крикнуть, броситься, остановить друга… нет, уже не друга, уже чужого и смертельно опасного человека… понял и не успел сделать ничего.
Колыванов выстрелил.
Глава VIII
«Абонент не отвечает или находится вне зоны приема…» – Голос у телефонной барышни был мягкий и нежный, излучавший и благожелательное отношение к звонившему, и искреннее сочувствие, и сожаление о невозможности помочь в данной ситуации; мало того, во всей фразе слышался глубоко спрятанный эротический подтекст, намекавший: как жаль, что я сейчас так занята служебными обязанностями, вот если бы вы позвонили вечером…
Словом, чудесный был голос, только за него легко можно влюбиться в невидимую собеседницу…
Катя Колыванова в телефонную барышню не влюбилась – наоборот, тихо выругалась, услышав одни и те же слова в восьмой и девятый раз за сегодняшний день. Сексапильная девица ничуть не обиделась и повторила ту же фразу по-английски, причем эротики в голосе добавилось…
Кате хотелось с хрустом шмякнуть трубку на рычаг, но она заставила себя сделать это аккуратно и медленно, подавив фразу, обвинявшую авторшу ни в чем не повинной записи в чрезмерной и беспорядочной половой жизни… Опустила и сама удивилась – всегда считала себя спокойным человеком с крепкими нервами (и вполне обоснованно).
Но такого за четыре года ее жизни с Михаилом не бывало. Никогда.