Башкиры. История Караная Муратова, пугачевского полковника. Урал Юлдашев
Старшей из дочерей Бибиасме было восемнадцать лет, месяц назад ее выдали замуж, и она уехала жить в семью мужа в аул Уршакбашкармалы. Второй, самой любимой дочери, Сабире было еще только шестнадцать лет. Детям от второй жены Гильминисы – Таштимеру было пятнадцать, Биктимеру – шел четырнадцатый год, Бикхуже – двенадцать лет. Дети от третьей жены Юмабики – дочери Айхылу и Минхылу, а самому младшему сыну Батхтыгарею не было еще и двух лет. Когда они вошли в дом, шустрый черноголовый мальчик заторопился к отцу на нетвердых ногах, протягивая ручки вперед.
– Бахтыгарей, сынок, иди сюда! – Каранай высоко поднял его на вытянутых руках, – смотрите, будет настоящим джигитом! Повернувшись к младшей жене, он передал ей ребенка:
– Юмабика, возьми ребенка, береги, чтобы не упал и не разбился.
Жены стали накрывать дастархан к чаю, Гильминиса занесла большой кипящий медный самовар и начала заваривать чай с душицей, а Юмабика раскладывала на большой холщевой скатерти – дастархане, молоко, масло, мед, курт и пресные лепешки. Фатима спросила:
– Как живется нашей дочке, не обижают ее, она ведь у нас с характером?
– Да, нет, вроде. Хотя Галинур и горячий джигит, но его мать, наша сваха, женщина со спокойным характером, так, что они вдвоем с Бибиасмой нашли верный подход к нему.
– Бибиасма не беременная?
– Пока не видно, еще прошло мало времени, думаю, что если это произойдет, то наша сваха нас известит.
– Помнишь, как летом, в самый сенокос, приезжал Галинур? – спросила Фатима, – тогда он был неразговорчивым и стеснительным, а оказался горячим джигитом.
– Ну, по молодости лет, все мы были горячими, хорошо, если он вовремя возьмется за ум и остепенится.
– Да, храни его Аллах, пусть будет так.
После чая Каранай прилег вздремнуть, но сон не шел, на душе было неспокойно. Еще в начале октября появились слухи о бунтовщиках яицких казаках, которые собирались около Оренбурга, о том, что объявился новый русский царь* Петр III, и что казаки громят крепости и вешают офицеров. Узнав об этом, Каранай подумал: «Казакам сильно урезали вольности, соль теперь им нужно покупать, а жалованье уменьшилось, старшин, теперь, как и у нас, не выбирают, а их назначает сам губернатор. Последние указы Абей батша* сильно обидели башкир, меня везде спрашивают, почему так происходит и что будет дальше. Еще раньше запретили иметь кузницы*, что даже колесо телеги обуть непросто, ясак* отменили*, но запретили самим варить соль и заставляют покупать в магазеях – это уже слишком. Да и жаловаться теперь не кому и некуда, царица запретила жаловаться*, а что нам делать – остается надеяться только на себя. Неделю назад в аул Каранай приезжали агитаторы повстанцев, их было пять человек – двое казаков, один калмык и двое башкир, они остановились на майдане в центре аула и стали созывать народ. Жители аула видели их впервые, поэтому собралась небольшая толпа любопытных, а один из агитаторов, молодой башкир лет двадцати, стал спрашивать собравшихся:
– Как живете, кто вас притесняет, есть жалобы? –