Скромное апостольство.. протоиерей Андрей Ткачев
от неприятностей
Один из механизмов нашей жизни, болезненно неизбежный, – узнавание ее изнанки через страдания. То есть гуляет человек по улице большого города, или сидит в теплом доме у телевизора, или лепит снеговика с младшим сыном. Все хорошо. Но вот приходит в его жизнь болезнь. Она может прийти к тебе самому или к тому, кого ты любишь. И ты погружаешься в совершенно другую реальность. Попадаешь в больницу, видишь очереди больных людей, забеганных, замученных врачей, получающих, кстати, не очень большие зарплаты, которые обязаны всех любить, но на это души не хватает.
Попади в ожоговое отделение – там у тебя прямо душа задрожит от этих всех ран, которые на людях, обварившихся кипятком или ударенных током. Попади в травматологию – там от этих поломанных рук-ног и от запаха гипса у тебя тоже закружится голова.
Ты попадешь в какой-то параллельный мир. И этих людей будет очень много. Ты опять выйдешь на улицу – и снова увидишь, что все нормально. Зайдешь туда – увидишь, все не нормально. И это терапия такая вот, терапия болью, лечение болью.
Это очень важная вещь для того, чтобы знать, что мир – не только глянец. Как-то нам настырно глянец подсовывают под нос, и на глянце все белозубые, все успешные, все богатые, все, так сказать, подкачанные в фитнес-залах. И все не боящиеся будущего, потому что у них в душе много лет. Значит, ешь, пей, веселись. Это глянец, глянец жизни. И он как-то привыкает к человеку, и человек к нему, прилипает к сознанию.
Вот так люди смотрят на жизнь.
Но вдруг беда выдергивает человека из привычного состояния. Например, у мамы заболел ребенок. Ребенок маленький, который без нее не может быть в больнице. Она попадает в больницу, где тысячи сумасшедших мам, которые уже на грани отчаяния от того, что дети болеют. А нужно и день для этого, и всё. Они как взаперти, как в тюрьме в этих больницах сидят, ходят по коридорам и так далее. И человек удивляется: Боже, другая какая-то жизнь совсем. А для чего это всё?
А есть еще дома престарелых, которые безрадостнее, чем тюрьма. Потому что из тюрьмы есть надежда выйти. Из дома престарелых – нет. Есть хосписы, которые могут быть зализанными, красивыми и чистыми. Но они похожи на дома престарелых, потому что из них только один выход, только в одну сторону.
Есть те самые тюрьмы, которые вообще параллельный мир. А там тоже миллионы людей. Людей. Не скотов и не демонов, а людей.
Какой вывод из этого всего, что это вообще? Мы хотим глянца, и глянец нам навязан, он к нам прилип. Что неудивительно. На самом деле рядом с нами, справа и слева от нас, протяни только руку – страдающий мир. Мир – это рана. Как у Арсения Тарковского: «Не я словарь по слову составлял, а Он меня творил из красной глины. Не я пять чувств, как пятерню Фома, вложил в зияющую рану мира, а рана мира облегла меня. И жизнь жива помимо нашей воли».
То есть вокруг тебя рана мира. То есть мир – это рана. До времени мы об этом не знаем и знать не хотим. Иногда просто закрываем… не надо об этом говорить.