Доктор Постников. Владимир Яковлевич Сназин
третий случай, когда ты нарушаешь царский указ и причиняешь убыток царской казне.
– Какой такой убыток казне я причиняю? – возмутился было Григорий, но голос его прозвучал сдавлено и глухо, а глаза тревожно забегали. Подсознательно он чувствовал, что обвинения ректора справедливы, и знал, что все, что сказал ректор, правда. Но ненависть к иноземцам возбуждала мозг к сопротивлению.
– Первый раз, когда под Чигирином ты бросил выданную тебе Аптекарским приказом сумку с хирургическими инструментами и отказался выполнять возложенные на тебя царем обязанности, а именно лечить своих товарищей. Второй убыток: за целый год обучения в школе ты получал жалование, которое потратил, но не оправдал. И третий раз: твое бражничество. Я считаю тебя неспособным к обучению. Поэтому глава Аптекарского приказа боярин Никита Иванович Одоевский сегодня примет решение, что с тобой делать. А пока ты предстанешь перед дьяком Виниусом.
Доктор Блюментрост сделал жест рукой, и четыре стрельца подошли к Григорию и встали от него по обе стороны. Тут же подскочил подьячий, вынул из-за пояса приготовленный лист бумаги и, разложив его на колене, внес в него имя стрельца Башкина.
– Связать ему руки, – скомандовал подьячий, закончив писать.
Стрельцы приготовили веревку и попытались заломить Григорию руки.
– Отринь! – взревел тот и легко скинул двух стрельцов, повисших на нем. – Не боись, не сбегу! Сам пойду!
Тогда двое стрельцов взяли Григория под локти, каждый со своей стороны, а двое других распределились – один спереди, другой сзади – и повели арестованного к двери. Перед самым выходом из зала Григорий остановился, повернулся к товарищам и, не удостаивая взглядом доктора Блюментроста, проговорил:
– Братцы, не поминайте лихом. Был я добрым воякой, порубал на своем веку немало басурман под Азовом и Астраханью, побродил по Дону в поисках вора Стеньки Разина. Но по воле государя нашего великого князя Федора Алексеевича призван был сюда иноземное лекарское дело изучать. Скажу вам как на духу: не любо мне это учение, не по вкусу мне перо и бумага и их латинские ереси. Бердыш и пищаль – вот мои талисманы! А лекарь я взаправду никакой, поэтому и не шло у меня учение. Простите родимые, если кого попусту обидел.
Он трижды поклонился своим товарищам в пояс, перекрестился и, повернувшись к подьячему, грубо проговорил:
– Ну, веди меня, слизь чернильная!
На глаза молодых стрельцов навернулись слезы, те, кто постарше, с сожалением смотрели на Григория и осеняли его крестным знамением.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney,