Отечество. Повесть. Агсин Атум
что такие мероприятия для молодых студентов не сравнятся с их секретными встречами неимущих кружков, возникающими то тут, то там, словно стан антиправительственных вольнодумцев, в подвальных помещениях шумных трактиров или маленькой комнатушке близкого товарища, скрывающие каждую свою сходку, опасаясь быть непонятым или понятым, но вовсе не так. Да и делается всё это впервые, что естественно создаёт необходимость в формировании так называемого «пробного съезда», для возможности создания последующих ежегодных, где в дальнейшей перспективе и появится такая нужда в присутствии интересующихся слушателей и зрителей, а может и некой официальной делегации. Но, а пока, дело было сделано и оставалось только считать деньки, в ожидании этого чудесного события.
Воодушевлённый и более не огорчённый о забытом сновидении, Ладимир, очень живо собравшись, ринулся в гостиную, где, как заведено, его ожидал уже приготовленный завтрак. Там же находилось и всё домашнее семейство, для которых ранний подъём был вовсе не в новинку и повсеместно обязателен.
Барин-отец Николай Алексеевич, белый как лунь старый вояка, в положенном ему парадном мундире, без эполет, с большим нагрудным знаком отличия с уже затёртой памятной датой «1812»; матушка Марья Константиновна, тихая и кроткая женщина, светлым ликом своим озаряющая всё пространство гостевой комнаты, будто само утро из окон проникло за толстый кирпич барских застенок. Были здесь и два малых мальчонка – детки старшего брата Фёдора, такие же, как и сам он, шумные сорванцы, неусидчивые на одном месте и носившиеся уже в такую рань из угла в угол с безумными криками, размахивая деревянными шпагами.
Отец, расположившись во главе застолья в кресле с высоченной спинкой, ничуть не смущаясь шумному начинанию дня, молча зачитывал утреннюю газету, со столь кричащими заголовками на шелестящей бумажной основе, лишь изредка вслух оглашая свои вставки и высказывания по поводу бегло прочитанного. Эти серые, следующие одна за другой, колонки на жёлтых листах, дарующие запах старинной рукописной работы, сегодня извещали о героическом прорыве северных войск генерала Гранта в Оверлендской кампании, с некоторым успехом нанеся поражение южанам у Тревильян-Стейшн. На другой странице, вызывая всё те же чувства неучастия Николая Алексеевича, искусно описывались упоминания о франко-мексиканском конфликте. На следующей же – крупными буквами сияла грозная надпись: «Распад «Земли и воли»: Последствия», где для мнения автора было выделено особенно много места, из-за чего довольно показательно и громко главе фамилии приходилось несколько раз произвести пролистывания, чтобы оказаться на последующей статье с иным оглавлением: «Подавление мятежа в Речи Посполитой». На последнем же оборотном листе, где-то в углу широкоформатных объявлений, можно было случайно заметить маленькую, невзначай промелькнувшую, сноску об открытии станций «Ноттинг Хилл», «Хаммерсмит» и «Шефердс Буш», расширявшие сеть Лондонского