Симулятор совести. Вячеслав Владимирович Камедин
даже алкоголь не замутил сознание, а только придал остроты тем переживаниям, что нахлынули на меня после «спиритического сеанса».
– А как вы думаете, – вновь повернулся я к бармену и неожиданно для себя самого спросил, – что такое – совесть?
– Совесть? – повторил он так, как будто впервые услышал это слово. – Совесть – это как мозоль на пятке: когда она свежая, то причиняет множество неприятных страданий, а когда она старая и закостенелая, то её и не замечаешь. А самое главное – старая мозоль помогает не набить новой, свежей.
– Довольно туманно, – сказал я. – Ладно, сколько с меня? – расплатился и, уходя, добавил: – Всё же отдайте то, что взяли, её ведь дома отругают.
– Сделка? – заявил он.
– Не понял.
– Эти, что у меня в кармане, в обмен на Верочкины.
– Ни за что, парень. Верочкины я никому не отдам.
– Всё-таки я был прав, – засмеялся мой собеседник, – всё-таки её имя – Вера.
Я ничего не сказал; повернулся и вышел из этой забегаловки.
Двигался вдоль тротуара пустынной улицы. Было не по-весеннему жарко. Раскаленный воздух жидкой дрожащей линзой стелился по дороге, обманывая взгляд ложными лужами. Голову и плечи нещадно пекло, и рубашка очень скоро сделалась влажной и липкой. Перед глазами всё плыло, и я ни о чем ином не думал, как о «мозолях», о слове, надолго засевшем в опьяненном сознании. Нет, рассуждал я, старые мозоли тоже причиняют страдания, стоит только расковырять их. И тебе это удалось, говорил я, всё ещё видя перед собой нахальное лицо бармена. Ещё я подумал, что, если не присяду где-нибудь, то со мною случится обморок, настолько мне было нехорошо после выпитого. Улица кружилась и покачивалась, и мне казалось, что дома угрожающе надвигаются на меня и скоро, должно быть, и вовсе придавят.
Путь, который я проделал, придя на тот горбатенький мостик, где меня чуть не сшибли с ног юные велосипедисты, восстановить в памяти, как бы ни старался, я не в силах. Помню только, как мое сознание просветлело, когда я взялся за перила моста. Как тошнота мощным позывом подкатила к горлу, и, не сдержав её, я долго насиловал свой желудок, выплёвывая содержимое в реку. Как прохожие осуждающе обругали меня, обвиняя в алкоголизме и обзывая последними словами. Помню ещё ту слабость во всём теле, что испытал после.
5
Затем, снова – провал. Очнулся я мокрый и не соображающий, что со мною произошло и кто эти дети, окружившие меня и пытавшиеся резкими толчками в грудь разбудить меня. В ушах стоял шум воды, и сквозь этот шум до меня доносись обрывки фраз: «Может, сделать искусственное дыхание.… А ты умеешь?.. Проходили же…». Пришлось приложить невероятное усилие, чтобы приподняться и сесть.
– Что произошло? – спросил я у мальчугана, который был, по-видимому, старше остальных и держался как вожак. Он был в ярких красных плавках с чёрной полосой и тёмных солнцезащитных очках. Хорошо развитая мускулатура говорила, что он занимается каким-то видом спорта, чем, как мне показалось, он очень гордился, и старался всячески подчеркнуть значимость своей фигуры. Остальные