Подельник эпохи: Леонид Леонов. Захар Прилепин
мощью Леонова восхищен автор нескольких воистину великих романов о войне Юрий Бондарев. «Где сейчас, в каком пространстве гений Леонова? – спрашивает он. – Там, в других высотах, в неземных декорациях, вокруг него не очень многолюдно, так как из миллионов художников только единицы преодолевают границу для дальнего путешествия к потомкам».
Валентин Распутин, классик безусловный, говорил в дни юбилея Леонова: «Два великих события на одной неделе: столетие Леонова и двухсотлетие Пушкина. Это даты нашего национального торжества. Дважды на этой неделе вечности придется склониться над Россией».
Слышите? «Вечности склониться!»
Что самое забавное: даже вышеупомянутые Стругацкие почитали Леонова высоко и прямо говорили о влиянии его книг на собственную прозу. А вы говорите: «хоть бы одна зараза…»
Что до леоновской жизни, то она была куда сложнее тех набросков, что мы сейчас сделали: хоть печального рисунка судьбы его, хоть счастливого.
Жизнь его была и куда печальнее, и куда счастливее.
Будучи в возрасте патриарха, Леонид Леонов сказал как-то, что у каждого человека, помимо внешней, событийной, очевидной биографии, есть биография тайная и ненаписанная.
Не без трепета мы берем на себя смелость совместить, сшить не самой ловкой иглой обе эти жизни воедино.
Пойдемте.
Глава первая
Родители. Зарядье. Детство
Когда ему было девять лет, приснился сон: он идет по цветочному лугу, Господь начинает благословлять его и обрывает движение…
Иногда кажется, что биографию Леонида Леонова стоит начинать не с дня его рождения, вести рассказ не с московских улочек начала позапрошлого века, но из тьмы запредельных глубин, где зародилась искра его сознания.
«Откуда же берется у всех больших художников это навязчивое влечение назад, в сумеречные, слегка всхолмленные луга подсознания, поросшие редкими, полураспустившимися цветами? Притом корни их, которые есть запечатленный опыт мертвых, уходят глубже сквозь трагический питательный гумус и радиально расширяющееся прошлое, куда-то за пределы эволюционного самопревращения, в сны и предчувствия небытия», – так говорил Леонов в «Пирамиде».
Но даже он ответа не дал: откуда в художнике и творце это влечение назад, все дальше и дальше, минуя сны, память мертвых, отсветы прошлого, за пределы первых времен?
И едва ли нам удастся найти тот волшебный фонарь, что позволил бы проследить таинственный, горний путь искры божественного духа, однажды обретшей себе пристанище на земле в сердце человека по имени Леонид Леонов.
Оттого мы лишь возьмем на себя труд по мере сил проследить путь этого сердца от светлого дня мая 1899 года до темного дня августа 1994-го.
Горемыка-отец
Леонид Леонов родился в Москве в последний месяц весны, 19-го по старому стилю, по новому – 31-го, и был крещен по православному обычаю.
Отец – Максим Леонович Леонов, мать – Мария Петровна (в девичестве –