LXXXV. Анатолий Люсин
сэр. Со времен высадки американских космонавтов на Луну, – остроумно парирует статный французский джентльмен, с золотыми ключами на лацкане пепельного цвета френча из тонкого коверкота, продолжая ловко жонглировать в руках хрустальной девственностью обнаженных бутылок. – Ни риса, ни мидий … И, Хан Кулон, заново расцветал в своих депрессивных объятиях – фрейдистскими символами, точно выверенной цепочкой песчаных островов Лидо, японским деревом Дзиммэндзю – с миллионами человеческих лиц на обгоревших партизанской войной бездетных кронах, в малозначительных остатках перфекционного кода от кодеина, морфина и легализованных Бизнесом – антидепрессантов, в нервной системе и пойманной целостности умирающего организма: бывшего мусорщика, находящегося на испытательном сроке, после досрочного освобождения; пакистанских рабочих, на сборочных линиях депрессивных предприятий Престона, с минимальной оплатой труда; владельцев казино «Атлантик-сити», живущих исключительно на социальное пособие, в одну тысячу марокканских франков в месяц; панков, руд-боев, британских скинхедов и жителей мобильных домов на военном острове Белграда, торгующих экзотическими фруктами на оккупированных полицией Ирака межконфессиональных рынках, на поствоенной территории тунисского города Сиди-Бузид… Он, будто бы заново выиграл многомиллионный джек-пот американской лотереи «Повербол», инвестируя подаренный мусульманскими святыми, в день памяти внука пророка Магомеда, сыпавшийся с неба динарами арабского халифата, – Капитал: в трастовый фонд на Карибских островах, в акции американской торговой сети «Хоум дипоу» и акции «Тесла Моторс», в оффшорные депозиты, искусство, коллекционное вино и марки, недвижимость на Мальте, санкционные продукты и, в поддержанный «Студебеккер» c классическим металлическим кузовом в раскраске Юнион Джек… Теперь, побоялся, наученный горьким опытом прошлого раза, «пустить всё по вене» … Не зря молился Аллаху в аэропорту «Хитроу», в здании Скотланд-Ярда, в реставрационных кабинах, в светло-розовых цветах Крайола, масс-маркета, нацистских концлагерях, спортзалах школ, стрип-клубах, в мечети Гаттон Масджид в Тутинге, и в холле отеля Лос-Анджелеса, в зале с ужасным ковром. – Ты давно этим занимаешься, Голландец? – током своего рухнувшего благосостояния, пронзал мою стеклянную оболочку, тускнеющих словно угли, двух, кроваво-черного цвета глаз, экс-питчер бейсбольной команды «Индейцы Кливленда», облокотившись, своим треснувшим надвое телом, перевалившим, в день своего религиозного обращения в ислам, за двести двадцать фунтов, на хрупкую плоть крепкого посоха, вырезанного из алюминиевого сплава убитого тела немецкого мессершмитта. – Давно, прям жалко сколько времени потрачено, но, надо же как-то сводить концы с концами, – немного раздраженно, парировал я, утоляя свой голод газированным напитком «Миракл бади». Вращаясь затонувшим японским авианосцем в религиях радикального индуизма, на шестьдесят седьмом