Прыжок. Александр Сахаров
что арбалетчики под прикрытием левого фланга займут высоту и поддержат наступление. Но ничего не вышло. В лесу и на холмах – всюду были засады. В чащобе – более тысячи клинков, тысяча пеших – на холмах, а за ними, пускай неважная, но конница. Наш отряд располагался на правом фланге, и когда мы завязли, сидящие в засаде пираты ударили нам в тыл. Пешая засада с холмов напала на левый фланг, а конница пиратов налетела на арбалетчиков. Потеряв сотни две своих, они все-таки добрались до цели, но барон не растерялся и увлек за собой нашу конницу. К тому времени, когда арбалетчиков отбили, от отряда осталось три с лишним сотни воинов. Арбалетчики все-таки заняли ближайшую высоту, а конница, вся, какая осталась, атаковала противника, наседавшего на левый фланг. Нас все равно задавили бы, но капитан Корстилл, который командовал обороной города, отдал приказ, и все корабли, что стояли в порту, вышли в море и подожгли пиратские суда, на которых в тот момент людей практически не было. А затем капитан вывел за стены города гарнизон и ударил пиратам в спину. Это и решило исход битвы. Все-таки две сотни тяжелой конницы, сотня пехоты регулярной армии, пара магов, городская стража и ополченцы, своевременно организованные, – весомый аргумент для победы. Барон Конт потерял более двух тысяч воинов, пиратов перебили почти всех за исключением пары сотен сдавшихся в плен. Уцелело и несколько кораблей, они вовремя вышли в море. Из двух тысяч наших потерь – большая часть наемники. Это сейчас я знаю, что и как там происходило, а тогда, в бою, все выглядело по-другому.
Тангар подкинул в костер дров и продолжил:
– Первый бой запоминается на всю жизнь, если ты, конечно, переживешь этот самый бой.
– Ну и как там было? – спросил я.
– Как, как? Страшно было, вот как. Наш отряд потерял в том бою больше половины личного состава. Вокруг лязг железа, крики раненых и умирающих. Вонь вспоротых кишок, запах крови в воздухе. Усталость неимоверная. Пот заливал глаза. Наш строй таял, как лед на солнце, но никто не сбежал. Прикрывшись щитами и ощетинившись копьями, мы шуровали ими, словно какая-нибудь крестьянка иглой. Ветераны били из арбалетов и рубились там, где намечался прорыв линии щитов. А единственное, чему успели научить нас, – это держать строй и работать копьем. Новички стояли во второй и третьей линиях. Но эти линии очень быстро стали первыми. Если бы строй побежал, то никто бы из нашего отряда не ушел с того поля. Поэтому ветераны жестко пресекали любые попытки паники. Вплоть до того, что, когда один из новобранцев, больше других распинавшийся до боя о том, какой он мужественный, бросил копье и заголосил, что надо сдаваться, какой-то ветеран просто смахнул ему голову с плеч. И, подняв ее так, чтобы все видели, объяснил в нескольких словах, что так будет со всеми трусами.
Услышать признание в том, что во время первого боя Даго было страшно, я никак не ожидал.
– Ну а дальше-то что было?
– Потом было десять лет беспорочной службы в отряде капитана Освальда.