Бал мертвецов. Мистическая пьеса нашего времени. Татьяна Викентьева
мир ярок, многолик.
Но не прельщает он меня.
В иной мир устремляюсь я
И в мыслях, и в мечтах, и в снах!
Ищу я истину. Но мрак
Меня повсюду окружает.
И мается душа, страдает!
Я не могу найти покой.
И мне не ведомо забвенье.
ИНЕССА: Твоей души, мой друг, томленья
Я не пойму. Ты молодой,
Красивый, статный, полный сил!
А свет земной тебе не мил!
В чём дело? Ты же человек!
А человеческие страсти-
Есть то, что свойственно для всех!
Желают все любви и счастья!
И ты, Филипп, не исключенье.
Оставь печали и сомненья!
Своею жизнью наслаждайся!
Танцуй, вино пей и влюбляйся!
И мне, позволь, счастливой быть.
Хотя бы миг тебя любить!
(Инесса подходит, чтобы поцеловать Филиппа, но тот резко отстраняется)
ФИЛИПП: Не надо! Уходи, Инесса!
Не в силах то, что хочешь, дать,
Я вынужден тебя прогнать!
Лишь только муки, боль и стрессы
Тебя со мною рядом ждут.
И к гибели твоей ведут.
И потому тебя прошу:
Покинь мой дом и поскорей!
ИНЕССА (с обидой): Как ты жесток, Филипп! Друзей
Не гонят так! Я ухожу!
С растерзанной, истекшей кровью
Душой, наполненной любовью,
Обидой, горечью. Прощай!
(Инесса уходит)
ФИЛИПП (раздумывая): Ну, вот. Я обвинён во зле.
Ушла та девушка, что рай
Мне обещала на Земле.
А я не оценил того.
Не дал взамен ей ничего!
А что могу я дать, Всевышний?
Я телом и душою нищий!
Лишь существую. Не живу.
И только смерть к себе зову!
(Филипп прохаживается по комнате, нервно махая руками)
Теперь мой путь угрюм и мрачен.
А раньше, раньше я иначе
Младые годы проводил.
Я веселился и кутил!
Страстям всё время потакал.
И похоти рабом я стал.
Уже с утра влекли меня
Желанья низменные все.
И в омерзительной красе
Пред шлюхами являлся я.
Страсть утолив продажной плотью,
С друзьями пил я и гулял.
Тогда о смысле жизни хоть бы
Подумал я! Но не желал
Об этом думать. И порой
Имел проблемы с головой.
Ведь доходил я до того,
Что деградировал совсем.
Не помнил, где я был, и с кем.
Не помнил вовсе ничего!
Разврат и винные пары
Мой разум сильно замутняли,
И жизни сладкие дары
В такую горечь превращали,
Что я однажды обернулся
И этой жизни ужаснулся!
Увидел я, что жил, как скот,
Который только ест и пьёт,
И размножается обильно,
Движимый лишь инстинктом сильным,
Который мыслить не способен!
Я понял, что скоту подобен!
То страшное прозренье было.
Оно