Твоими молитвами. Марина Серова
при нем не получилось бы все объяснить, – словно бы извиняясь, сказал он.
– Миш.
Я взяла его под руку.
– До дома проводишь? Тут недалеко, буквально за поворотом.
– Марина покончила с собой, – сказал он, словно ставя точку.
Это был, по всей видимости, очередной фрагмент истории, которую мне пытались рассказать.
Я еще не отошла от услышанного чуть ранее – пистолет и вещество неизвестного происхождения, которые, по словам Малахова, ему подбросили, тянули на уголовную статью. Этого уже было более чем достаточно для того, чтобы с трудом унять дрожь в коленях или потерять дар речи.
Миша был прав: делиться подобным с посторонними не хочется. Потому и раздумывал, говорить об этом мне или нет. Но о самоубийстве своей бывшей секретарши он сообщил спокойным тоном и не стал кружить вокруг да около, как в предыдущий раз. И было совершенно непонятно, что стоит за его словами. Сожаление? Страх? Чувство вины? Может быть, еще что-то?
– Мне жаль, Миша.
Он шел вперед, глядя прямо перед собой. Расправил плечи и выглядел так, будто готов встретить любую опасность. Иными словами, вид у него был довольно решительным. Выговорился. И был готов к обороне. Ждал, что я начну выносить на суд его поступки и выдвигать собственное мнение на пьедестал абсолютной истины.
Нападать на него я не собиралась. Судить тоже не имела права. Да и не знала, за что.
– Запутал, – призналась я.
– Прости. Сам себя со стороны слышу и понимаю, что все как-то несвязно.
– Очень несвязно.
– Мы с ней перестали встречаться, и все вернулось, стало так, как прежде. Здоровались по утрам, когда я заходил в кабинет. Прощались, если сталкивались в дверях в конце рабочего дня. И, конечно, мы часто виделись по причине того, что она все-таки была моим секретарем.
– И что же, Миш? Как она себя вела после того, как вы расстались?
– А никак, – пожал плечами Малахов. – Не обиделась, не замкнулась. Свысока тоже не смотрела. Я же сказал: она была классной девчонкой. Нормальной. А через какое-то время вдруг изменилась.
Он запнулся.
– И?.. – подтолкнула я его.
Миша указал на вывеску с зеленым крестом.
– Аптека. Я зайду. Голова заболела.
Я осталась на улице. На улице стояла влажная духота, а в аптеке, наверное, была самая настоящая финская баня.
Миша не задержался. Подошел ко мне и протянул бутылку воды.
– Хочешь? Я не открывал.
– Нет, спасибо.
Мы продолжили путь. Я боялась, что мой новый знакомый, прервав рассказ на середине, снова потеряет мысль, но, видимо, Миша уже перестал волноваться.
– Ты сказал, что она покончила с собой, – напомнила я.
– Да. Где-то через пару месяцев после того, мы разбежались, я заметил, что Маринка постепенно превращается из веселой девчонки в неврастеничку. Нет, поначалу можно было подумать, что у нее какие-то проблемы. Мало ли у кого их не бывает. Мы же не знаем всего о том, что творится в жизни окружающих. Даже половины не знаем. А они и не говорят. Тоже по разным причинам.
– И